Nozarashi
Один вдохновенный рассказ...Старый парк с ссохшимися листьями, скамеечки с облупившейся краской, легкий ветерок, заставляющий золотые кораблики клена кружить в воздухе, как будто танцуя вальс.
Хрупкая женская фигурка в потертом пальто шла по дорожке, слегка пошатываясь и вонзая каблуки сапог в бархатно-серый асфальт; на шее намотан, как тяжелый стяг проигравшей армии, вишневый шарф, волосы, выжженные краской, сильно потускнели, а у корней виднелся мышиный цвет – видимо, натуральный.
Она явно была красива, но болезнь сделала ее совсем другой – не то лучше, не то хуже. Она заметно осунулась. Худоба, слабость, лихорадочный румянец на щеках и почти погасшие бархатные глаза цвета горького шоколада. От ее взгляда именно такой вкус получался во рту – горький шоколад, или, может, кофе… Трудно сказать. Ее становилось жаль, и в то же время она вызывала восхищение. Та самая пушкинская «чахоточная дева», молодая, красивая и увядающая перед моментом самого яркого цветения.
Она присела – нет, прирухнула на скамью и слабо поежилась. Ветер взметнул очередную эскадрилью листьев возле ее ног, но она даже не взглянула на них. Ей было холодно.
Где-то заиграла скрипка. А может быть, и труба.
Уверенно ступая и высоко держа голову, к ней плавной походкой лебеди подошла подруга. С серо-голубыми глазами, в норковой шубке, одетая не по погоде тепло, с легким макияжем на аристократическом лице и безупречной прической. Истинная леди, абсолютное совершенство.
- Здравствуй, - легкая тень голливудской улыбки. Голос низкий, ровный, учтивый.
- Привет, - слабым голосом отозвалась девушка с шарфом, стараясь не смотреть на нее; ей как будто слепила глаза белизна и чистота, исходящая от собеседницы.
- Опять неважно выглядишь, - не то сочувственно, не то снисходителньо заметила та.
- Просто ты приходишь… - ее речь прервал резкий лающий кашель, от которого голос становился еще более хриплым, - именно в это время.
- Что ж, так и должно быть, - она слегка наклонила голову набок, придав лицу чуть более задумчивое выражение. Что-то каноничное было в этом жесте, что-то от безмолвного выполнения долга.
- Знаю… Но почему нужно… именно так? – снова приступ кашля.
Собеседница переждала с видом полного отсутствия сознания в данном месте в данное время.
- Каждому – свое. Ты же тоже вдиишь чье-т оувядание.
- Нет, - тихо ответила больная девушка. – Это не увядание…
Она видела совсем другое. Такая юная, красивая, золотисто-рыжие волосы, смех и румянец, здоровый румянец на щеках.
- Как здорово, что ты пришла! Я так рада тебя видеть!
- Но ты же знаешь… - она слегка грустнеет и поправляет шарф на шее. Еще слишком тепло для него, но они никогда не чувствуют этого.
- Все равно. Какая разница? Я соскучилась, - она опять рассмеялась звонким и серебристым смехом. – Ну что, значит, мне пора?
- Не знаю. Может быть…
- Тогда я побегу. В конце концов, приближается твоя очередь. Ну, выше нос! – она звонко расцеловала ее в обе щеки и затянула потуже шарф. – Ты только не заболей. А то я переживать буду, что очень рано ушла…
Молча глянула своими грустными темно-карими глазами на подругу. Ну совсем еще девочка, куда ей уходить…
- Увидимся! – крикнула она, разбежалась, взметнув ярко-желтым вихрем короткую юбку, и с разбега рванула в воздух. Миг – и ветер, дернув вишневый шарф за левое плечо, разорвал ее на облако пегих желтых с зеленым листьев.
И так каждый год. И каждый же год она говорит с этой леди в норковой шубе.
- Я хотела навестить тебя, - дама изысканным движением руки поправила светлый локон, - пораньше. Просто как ни встречу – ты всегда такая… надломленная. Даже сломанная. Я тебя почти не вижу, когда ты здоровая, мне прямо неловко, - и как бы виноватая улыбка.
- Я же больна… Каждый год одно и то же. Так больно. Господи, когда ж это закончится?
- Наверное, никогда, - почти равнодушное пожатие плечами, ведь этот ответ – всего лишь дань вежливости.
Повисло молчание, девушка в старом пальто снова закашлялась и наклонилась вперед. Хрупкая рука в белой перчатке легла ей на плечо. Она приказала себе выпрямить спину. Нельзя же себя так ронять.
- Все-таки еще рано. Наверное, мне стоит уйти, - тактично заметила леди, приподнявшись со скамьи.
- Как хочешь. Я просто устала… Я очень устала, - почти жалобно, но все же гордо сказала она и закуталась в свой вишневый шарф, словно он мог спасти ее от кашля, - но кажется, еще действительно не время.
- Да, наверное. Что ж, всего хорошего.
- Пока, - вполголоса ответила она. Красавица ей улыбнулась и все той же королевской походкой пошла своей дорогой.
Прошло минут пять. Девушка вздрогнула и, опустив ресницы, съежилась. Нестерпимый холод пробежал по позвоночнику и растекся по затылку. Она грустно наклонилась в сторону и прилегла на старое дерево скамьи. Запрокинулось над глазами молочно-белое от облаков небо и черные молнии ветвей с редкими искрами рыжих листьев. Пару раз она моргнула, придавая слабый блеск своим глазам цвета горького шоколада, а потом прикрыла глаза, слегка укутавшись в свой шарф напоследок.
Уверенно ступая и высоко держа голову, к ней плавной походкой лебеди подошла подруга.
- Что-то я не думала, что придется вернуться так скоро, - про себя произнесла леди, остановившись, как обелиск, рядом со скамьей.
Она несуетно расстегнула шубку и неожиданно заботливо укрыла плечи Осени пушистым мехом. А потом наклонилась и поцеловала ее еще горячую щеку своими ровными губами – так к руке архиерея прикладываются.
- Спи, милая, - напоследок сказала она и пошла дальше своим путем, глядя на золотые кораблики листьев, укрытые тоненьким слоем первого снежка…
Хрупкая женская фигурка в потертом пальто шла по дорожке, слегка пошатываясь и вонзая каблуки сапог в бархатно-серый асфальт; на шее намотан, как тяжелый стяг проигравшей армии, вишневый шарф, волосы, выжженные краской, сильно потускнели, а у корней виднелся мышиный цвет – видимо, натуральный.
Она явно была красива, но болезнь сделала ее совсем другой – не то лучше, не то хуже. Она заметно осунулась. Худоба, слабость, лихорадочный румянец на щеках и почти погасшие бархатные глаза цвета горького шоколада. От ее взгляда именно такой вкус получался во рту – горький шоколад, или, может, кофе… Трудно сказать. Ее становилось жаль, и в то же время она вызывала восхищение. Та самая пушкинская «чахоточная дева», молодая, красивая и увядающая перед моментом самого яркого цветения.
Она присела – нет, прирухнула на скамью и слабо поежилась. Ветер взметнул очередную эскадрилью листьев возле ее ног, но она даже не взглянула на них. Ей было холодно.
Где-то заиграла скрипка. А может быть, и труба.
Уверенно ступая и высоко держа голову, к ней плавной походкой лебеди подошла подруга. С серо-голубыми глазами, в норковой шубке, одетая не по погоде тепло, с легким макияжем на аристократическом лице и безупречной прической. Истинная леди, абсолютное совершенство.
- Здравствуй, - легкая тень голливудской улыбки. Голос низкий, ровный, учтивый.
- Привет, - слабым голосом отозвалась девушка с шарфом, стараясь не смотреть на нее; ей как будто слепила глаза белизна и чистота, исходящая от собеседницы.
- Опять неважно выглядишь, - не то сочувственно, не то снисходителньо заметила та.
- Просто ты приходишь… - ее речь прервал резкий лающий кашель, от которого голос становился еще более хриплым, - именно в это время.
- Что ж, так и должно быть, - она слегка наклонила голову набок, придав лицу чуть более задумчивое выражение. Что-то каноничное было в этом жесте, что-то от безмолвного выполнения долга.
- Знаю… Но почему нужно… именно так? – снова приступ кашля.
Собеседница переждала с видом полного отсутствия сознания в данном месте в данное время.
- Каждому – свое. Ты же тоже вдиишь чье-т оувядание.
- Нет, - тихо ответила больная девушка. – Это не увядание…
Она видела совсем другое. Такая юная, красивая, золотисто-рыжие волосы, смех и румянец, здоровый румянец на щеках.
- Как здорово, что ты пришла! Я так рада тебя видеть!
- Но ты же знаешь… - она слегка грустнеет и поправляет шарф на шее. Еще слишком тепло для него, но они никогда не чувствуют этого.
- Все равно. Какая разница? Я соскучилась, - она опять рассмеялась звонким и серебристым смехом. – Ну что, значит, мне пора?
- Не знаю. Может быть…
- Тогда я побегу. В конце концов, приближается твоя очередь. Ну, выше нос! – она звонко расцеловала ее в обе щеки и затянула потуже шарф. – Ты только не заболей. А то я переживать буду, что очень рано ушла…
Молча глянула своими грустными темно-карими глазами на подругу. Ну совсем еще девочка, куда ей уходить…
- Увидимся! – крикнула она, разбежалась, взметнув ярко-желтым вихрем короткую юбку, и с разбега рванула в воздух. Миг – и ветер, дернув вишневый шарф за левое плечо, разорвал ее на облако пегих желтых с зеленым листьев.
И так каждый год. И каждый же год она говорит с этой леди в норковой шубе.
- Я хотела навестить тебя, - дама изысканным движением руки поправила светлый локон, - пораньше. Просто как ни встречу – ты всегда такая… надломленная. Даже сломанная. Я тебя почти не вижу, когда ты здоровая, мне прямо неловко, - и как бы виноватая улыбка.
- Я же больна… Каждый год одно и то же. Так больно. Господи, когда ж это закончится?
- Наверное, никогда, - почти равнодушное пожатие плечами, ведь этот ответ – всего лишь дань вежливости.
Повисло молчание, девушка в старом пальто снова закашлялась и наклонилась вперед. Хрупкая рука в белой перчатке легла ей на плечо. Она приказала себе выпрямить спину. Нельзя же себя так ронять.
- Все-таки еще рано. Наверное, мне стоит уйти, - тактично заметила леди, приподнявшись со скамьи.
- Как хочешь. Я просто устала… Я очень устала, - почти жалобно, но все же гордо сказала она и закуталась в свой вишневый шарф, словно он мог спасти ее от кашля, - но кажется, еще действительно не время.
- Да, наверное. Что ж, всего хорошего.
- Пока, - вполголоса ответила она. Красавица ей улыбнулась и все той же королевской походкой пошла своей дорогой.
Прошло минут пять. Девушка вздрогнула и, опустив ресницы, съежилась. Нестерпимый холод пробежал по позвоночнику и растекся по затылку. Она грустно наклонилась в сторону и прилегла на старое дерево скамьи. Запрокинулось над глазами молочно-белое от облаков небо и черные молнии ветвей с редкими искрами рыжих листьев. Пару раз она моргнула, придавая слабый блеск своим глазам цвета горького шоколада, а потом прикрыла глаза, слегка укутавшись в свой шарф напоследок.
Уверенно ступая и высоко держа голову, к ней плавной походкой лебеди подошла подруга.
- Что-то я не думала, что придется вернуться так скоро, - про себя произнесла леди, остановившись, как обелиск, рядом со скамьей.
Она несуетно расстегнула шубку и неожиданно заботливо укрыла плечи Осени пушистым мехом. А потом наклонилась и поцеловала ее еще горячую щеку своими ровными губами – так к руке архиерея прикладываются.
- Спи, милая, - напоследок сказала она и пошла дальше своим путем, глядя на золотые кораблики листьев, укрытые тоненьким слоем первого снежка…
@настроение: осеннее