Nozarashi
Вступление и немного о мультфильмеДля меня «Последний единорог» начинался в незапамятные времена, когда я и читать-то толком не умела, а все мультики были пиратские, на видеокассетах в картонных коробочках, и если названия были напечатаны, а не написаны от руки шариковой ручкой – это было очень круто. Какие лицензии, какой синхронный перевод!.. Гнусавый голос Володарского до сих пор будет в моем трепетном девичьем сердце тепленькое чувство ностальгии. Ахем, простите, отвлеклась.
Так вот, я даже помню момент, когда мама протянула мне новенькую видеокассету и я прочла почти по слогам: «Секрет крыс» и «Последний единорог». Оба мультика были в необычном, мрачноватом антураже. Про первый я расскажу, может быть, как-нибудь в другой раз, а вот второй – это причина такой здоровой записи, цитат и прочего.
«Последний единорог» у меня был на немецком, с русской не слишком понятной озвучкой поверх довольно выразительных голосов актеров. Он был удивительный, непривычный, необычный мультфильм. Не из тех, которые ставят детям, как красочную, веселую игрушку, а что-то серьезнее и, в общем-то, не по мозгам тому детишке, каким я тогда была. Но мне очень нравилась Амальтея в обоих ее обличьях, уже тогда это представлялось едва ли не идеалом красоты, а потому я пересматривала его. Меньше, чем все остальное, но с интересом и внимательно. Позднее я была уверена, что это аниме, и, как выяснилось теперь, не особо-то и промахнулась.
В прошлом году, на волне восторгов и повальной закачки тонн мультиков из детства в оригинальной озвучке, я скачала и этот мультфильм. Стоит ли говорить, что он воспринимался совсем по-новому. Тогда же мелькнула мыслишка прочесть книгу (1968 года написания) и появилась такая любопытная мысля сделать какую-нибудь момоку под Амальтею (к чему на данный момент я весьма близка – это стало чем-то вроде навязчивой идеи).
С чистой совестью могу посоветовать этот мультфильм всем, кого не воротит от анимации. Он красивый, немного печальный, но не раздражающий и не скучный. По настроению он мне чем-то напоминает Terra E – немудрено, он вышел в 1982, не так уж огромна разница, собственно. Его рисовка изящна, непривычна и довольно интересна. Голоса, музыка, видеоряд… Словом, попробуйте – не могу обещать, что понравится, но заслуживает уважения.
Что же до книги, то она, в силу своего объема, может показаться нудной или пресной (на мой вкус, хотя кто знает), однако язык не повернется сказать, что время на нее было потрачено впустую. Особенно в моем случае, поскольку меня с ней связывает личный интерес.
Ознакомившись с первоисточником, имею возможность сравнить его с экранизацией.
Сразу скажу, что автором сценария для мультфильма был сам Питер Бигль, автор книги, и, как следствие, фильм передает сюжет детально точно. Несмотря на то, что некоторые эпизоды пропущены, видно, что съемочная группа не стремилась упростить или адаптировать происходящее на экране для детской аудитории. Диалоги в основном воспроизводятся дословно, события, перекочевавшие со страниц на экран, не претерпели существенных изменений (за исключением неизбежных сокращений), облик персонажей очень точно соответствует описаниям в книге, а главное – атмосфера и все детали: от ноток в голосах дублеров вплоть до акварельной размытости и приглушенной цветовой гаммы – соответствует общему духу.
Трейлер:
Просто очень красивый клип на перепетую заглавную песню:
[неверный медиа объект]
Послушать и скачать ее в оригинальном звучании можно здесь
Любопытный факт: ядро анимационной студии Топкрафт, занимавшейся созданием мультфильма, сохранилось и образовало под руководством известного японского аниме режиссёра Хаяо Миядзаки Студию Ghibli. ^^ Так что можно сказать, я приобщилась к нашему любимому и вечному в незапамятные времена.
А теперь - сам цитатник. Он довольно объемный, пристегните ремни - желаю приятного полета.)
Единорог жила в сиреневых лесах, и жила она там совсем одна. Она была очень стара, хотя и не знала этого. Ее цвет уже не казался таким беззаботным, какой бывает морская пена, - теперь он, скорее, напоминал падающий снег в лунную ночь. Но взор ее был по-прежнему ясен и неустанен, и передвигалась она все так же - словно тень по волнам.
Она вовсе не походила на рогатую лошадь, какими часто рисуют единорогов, - нет, она была меньше, копыта ее были раздвоены, а сама она обладала той древней дикой грацией, какой у лошадей отродясь не было. Олени лишь робко и слабо подражали ей, а у коз эта грация проявлялась только в каких-то издевательских плясках. По сравнению с длинной и гибкой шеей ее голова казалась меньше, чем на самом деле, а грива, спадавшая почти до середины спины, была мягкой, как пух одуванчиков, и нежной, как усики бабочек. У нее были острые уши и тонкие ноги с белым оперением у лодыжек, а длинный рог над глазами сиял и переливался собственным жемчужным светом даже в самую темную полночь. Им единорог убивала драконов, им лечила одного знакомого короля, чья отравленная рана никак не затягивалась, и им же сшибала с веток спелые каштаны для медвежат.
Единороги бессмертны. Им свойственно жить в одиночестве в каком-нибудь одном месте: обычно это лес, где есть озеро, достаточно чистое, чтобы они могли видеть в нем себя. Единороги немножко тщеславны от сознания, что они - самые прекрасные существа в целом свете и к тому же - волшебные. Вступают в брак они очень редко, и нет леса более зачарованного, чем тот, где единорог рождается.
В последний раз она видела другого единорога очень давно, когда молодые девушки, до сих пор время от времени пускающиеся на ее поиски, звали ее на каком-то чужом языке. Но, если не считать этого воспоминания, она не имела представления ни о месяцах, ни о годах, ни о столетиях - она не ощущала даже смены времен года. В лесу единорога всегда была весна - потому что она жила там, бродила целыми днями среди огромных буковых деревьев, присматривая за зверьем, что обитало в земле и под кустами, в гнездах и норах, под корнями и в верхушках деревьев. Дети и родители, волки и кролики, они охотились, любили, рожали детей и умирали, а поскольку единороги ничего этого не делали, то она никогда не уставала за ними всеми наблюдать.
...Когда Молли уставала, или боялась, или ей становилось грустно, она прикасалась к единорогу.
Шмендрик улыбнулся:
- Я не мужчина, - ответил он. - Я маг без магии, а это значит никто.
- Двадцать один год назад в Хагсгейте родился ребенок. Чей он был, мы так и не узнали. Я сам нашел его как-то ночью на рыночной площади. Он молча лежал на колоде мясника. Шел снег, но его тесно окружили бродячие кошки, и ему было тепло и уютно. Кошки мурлыкали, и голоса их были полны знания. Я долго стоял у колыбели, размышляя, почему идет снег и, мурлыкая, пророчествуют кошки.
Она никогда ничего не боялась. Она была бессмертна, но ее могли убить гарпия, дракон или химера, пущенная в белку шальная стрела. Но дракон мог лишь убить ее, никогда не смог бы он заставить ее забыть себя или забыть сам, что и мертвая Она останется прекраснее его. Красный Бык не знал ее, но Она чувствовала, что он ищет именно ее, а не белую кобылу. Страх погасил в ней свет, и Она побежала от неистового невежества Быка, наполнявшего небо и истекавшего в долину.
- Я еще остаюсь собой. Это тело умирает. Я чувствую, как оно разлагается вокруг меня. Как может быть реальным то, что умрет? Как оно может быть истинно прекрасным?
- А если ты найдешь свою магию - что тогда?
- Тогда заклятье исчезнет, и я вновь начну умирать, как в тот миг, когда появился на свет. Даже величайшие волшебники старятся, как все люди, и умирают, - он пошатнулся, на мгновение задремал, уронив голову на грудь, и вновь открыл глаза: высокий, тощий, оборванный мужчина, от которого пахло вином и дорогой. - Я говорил вам, что я старше, чем кажусь, - сказал он. - Я был рожден смертным и так долго и так глупо был бессмертен, но когда-нибудь вновь стану смертным, поэтому я знаю кое-что, чего не может знать единорог. То, что может умереть, - прекрасно, прекраснее, чем живущий вечно единорог, самое прекрасное существо на свете. Вы понимаете?
- Нет, - ответила она. Волшебник устало улыбнулся.
- Вы поймете. Теперь вы в сказке вместе со всеми нами и должны идти туда, куда она несет нас, хотите вы того или нет. Если вы хотите найти свой народ, если вы хотите вновь стать единорогом, вы должны, повинуясь ей, идти в замок Хаггарда, в любое место, куда она поведет нас. История не может закончиться без принцессы.
Белая девушка сказала:
- Я не пойду. - Напрягшись всем телом и уронив холодные волосы, она отступила назад. - Я не принцесса, я не смертная, и я не пойду. … Твоя сказка не властна надо мной. Я единорог. Я - последний единорог.
- Ну, а третья? - заинтересованно спросил старший. - Твоя закатная красавица с дивными волосами? Не наскучила она тебе за эту четверть часа, ведь ты увидел ее ближе, чем позволяет любовь? - его голос скребся маленькими когтистыми лапами в забрало шлема.
- Не знаю, смогу ли я увидеть ее вблизи, - ответил второй стражник, - как близко бы она ни подошла, - в его приглушенном, полном сожаления голосе отдавалось эхо утраченных возможностей. - Она полна новизны, - сказал он. - Все для нее впервые: посмотри, как она двигается, как идет, как поворачивает голову, - все впервые, словно никто не делал этого до нее. Посмотри, как она вдыхает и выдыхает воздух, - будто кроме нее никто на свете не знает, как это хорошо. Все для нее. Если бы я узнал, что она родилась сегодня утром, я удивился бы лишь тому, что она уже так выросла.
- Я принес ей голову дракона, - сказал он. - Она, как обычно, была в своей комнате. Я втащил эту голову на самый верх, чтобы сложить к ее ногам, - он вздохнул и порезал палец кинжалом. - Черт побери, я же хотел не этого. Пока я тащил ее, это была голова дракона - достойнейший дар для кого угодно и от кого угодно. Но когда она взглянула на нее, голова стала печальной уродливой кучей из чешуи, рогов, налитых кровью глаз и хрящеватого языка. Я чувствовал себя деревенским мясником, принесшим своей девушке в знак любви изрядный кус мяса. Потом она посмотрела на меня, и мне стало стыдно. Стыдно за то, что я убил дракона! - он рассек дряблую картофелину и снова порезался.
- Любая женщина может плакать без слез. И почти каждая может исцелять раны прикосновением рук. Все зависит от раны. Она женщина, ваше высочество, а это само по себе загадка.
Принц Лир нагнулся к ней, лицо его стало теперь на пять драконов старше, оставаясь по-прежнему симпатичным и глупым.
- Но ему не нужны мои мысли, - тихо сказала она. - Он хочет меня, как хотел Красный Бык, и тоже не понимает меня. Принц пугает меня даже больше, чем Красный Бык, потому что у него доброе сердце. Нет, я никогда не смогу что-нибудь обещать ему.
Береги Леди Амальтею. Она так прекрасна, что, когда появилась в замке, даже этот проклятый замок тоже стал прекрасным, как Луна, хотя на самом деле Луна тоже всего лишь камень.
- Что же касается твоего первого вопроса - ни одного кота, выросшего из младенческой шерстки, нельзя обмануть внешностью. В отличие от людей. Что до твоего второго вопроса... - Тут его голос прервался, и он внезапно принялся усердно умываться. Он не произнес ни слова, пока не взъерошил всю свою шерсть и вновь полностью не пригладил ее. Потом так же молча он принялся внимательно рассматривать свои когти. - Если бы она прикоснулась ко мне, - очень мягко сказал он, - я бы навсегда принадлежал ей, а не себе. Я и хотел этого и не мог уступить ей. Такого не допустит ни один кот. Мы позволяем вам, людям, гладить нас: это приятно нам и успокаивает вас, но я не могу позволить этого ей. Такую цену не может заплатить ни один кот.
Принц достаточно храбр, чтобы любить единорога. Как кот, я способен оценить доблестный абсурд.
Принц обратился к ней голосом, присущим только героям, - это такой же особый голос, как, скажем, голос матери.
Зима скулила и плелась не к весне, а к короткому, губительному лету страны Хаггарда. Жизнь в замке продолжалась в молчании, царящем там, где никто ни на что не надеется. Молли Отрава готовила и стирала, оттирала камни, чинила броню и точила мечи; она колола дрова, молола муку, ходила за лошадьми и чистила их стойла, плавила украденное золото и серебро для сундуков Короля и делала кирпичи без соломы. А вечерами, перед сном, она обычно просматривала новые стихи Принца Лира, посвященные Леди Амальтее, хвалила их и исправляла ошибки.
Когти времени избороздили жесткую кожу его лица, но он казался сильнее и неукротимее своего сына.
- Для такой, какая вы теперь, вы слишком быстры, - сказал он, - но для той, какой вы были, пожалуй, наоборот. Говорят, что любовь делает мужчин быстрыми, а женщин медлительными. Если вы влюбитесь еще сильнее, я вас поймаю.
Не отвечая, она улыбнулась ему. Она никогда не знала, что говорить этому человеку с бледными глазами, которого она видела так редко, что он казался ей колыханием на краю одиночества, которое она делила с Принцем Лиром.
- Не смейтесь надо мной! - отвечал король. - Красный Бык столь же мой, сколь и мальчишка, он не ест, его нельзя украсть. Он служит любому, у кого нет страха, а страха у меня не больше, чем всего остального, - и все же Леди Амальтея видела, как по длинному серому лицу скользят предчувствия, прячась в тени бровей и выступах черепа. - Не смейтесь надо мной. Не прикидывайтесь, что забыли свою цель. Я ли должен напоминать вам о ней? Я знаю, что вы ищете, а вы знаете, что я обладаю ими. Отнимите их, отнимите их у меня, если сможете, но не смейте сдаваться сейчас! - морщины черными ножами рассекали его лицо.
- Там, - произнес рядом с ней странный высокий голос, - они там, - Король Хаггард, ухмыляясь, показывал вниз на белую воду. - Они там, - повторил он, смеясь, словно испуганный ребенок. - Они там. Скажите, что это не ваш народ, что не в поисках его вы пришли сюда. Скажите, что вы оставались всю зиму в моем замке лишь ради любви.
Не ожидая ответа, он нетерпеливо повернулся к волнам. Его лицо удивительно изменилось: восхищение расцветило мрачную кожу, сгладило скулы, ослабило тетиву рта.
- Они мои, - тихо сказал он, - они принадлежат мне. Красный Бык по одному собирал их, а я велел ему загонять их в море. Где еще можно держать единорогов и какая клетка их удержит? Ведь Бык сторожит их - спит ли он или бодрствует. И он сломил их сердца давным-давно. Теперь они живут в море, и каждый прилив приносит их к берегу. Один шаг, но они не осмелятся его сделать, не осмелятся выйти из воды. Они боятся Красного Быка. Я люблю смотреть на них. Их вид наполняет меня счастьем, - пел рядом детский голос, - я уверен, что это счастье. Когда я почувствовал это впервые, я подумал, что умираю. Их было двое в утреннем тумане. Он пил из ручья, а она положила голову ему на спину. И я сказал Красному Быку: "Они мои, я должен обладать ими всеми - ведь моя нужда велика". И Бык переловил их по одному. Ведь он хотел того же. И он хотел бы того же, будь то жук-щелкун или крокодил. Он различает лишь то, чего я хочу, а чего - нет. Наверно, я был молод, когда увидел их впервые, - сказал Король Хаггард. - Сейчас я, должно быть, стар - по крайней мере с тех пор я перепробовал многое и многое мне надоело. Но я всегда знал, что сердце не стоит вкладывать ни во что, ведь ничто не вечно, и я был прав, и потому я всегда был стар. И все-таки каждый раз, когда я гляжу на моих единорогов, во мне просыпается что-то похожее на утро в лесу, и я по-настоящему молод, и все может случиться в мире, полном такой красоты.
"Во сне у меня было четыре белых ноги, я чувствовала податливую землю под раздвоенными копытами. На моем лбу было сияние, и я ощущаю его теперь, - грезила наяву Леди Амальтея. - Но в приливе нет единорогов. Король лишился рассудка, он сказал: "Интересно, что станет с ними, когда я уйду. Я знаю, Красный Бык их немедленно забудет и отправится на поиски нового хозяина. Но я не знаю, решатся ли они вновь обрести свободу. Я надеюсь, что нет, ведь тогда они навечно останутся моими"".
Потом он вновь повернулся к ней, и его глаза стали такими же мягкими и жадными, как у Принца Лира.
- Вы последняя, - сказал он. - Бык не увидел вас в теле женщины, но я всегда знал это…
Отпустив парапет, она упала бы, но голос ее был спокоен:
- Милорд, я не понимаю. Я ничего не вижу в воде.
Лицо Короля задрожало, словно она смотрела на него сквозь пламя.
- Вы все еще отрицаете? - прошептал он. - Как вы осмеливаетесь отрекаться от себя? Это подло и трусливо и пристало лишь человеку. Я своими руками сброшу вас вниз к вашему народу, если вы отречетесь от себя, - он шагнул к ней, она смотрела на него, широко открыв глаза и не имея сил пошевелиться. - Это должно быть так, я не могу ошибаться. И все же ее глаза теперь столь же глупы, как и глаза юнца, как любые глаза, ни разу не видевшие единорогов, а созерцавшие в зеркале только себя. Откуда в них этот обман, как могло это случиться? Теперь в ее глазах нет зеленых листьев.
- Ваше лицо влажно, - озабоченно сказал он. - Надеюсь, что это морская пена. Если вы стали человеком настолько, чтобы плакать, то никакая магия в мире... Нет, это, должно быть, пена. Пойдемте со мной. Пусть лучше это будет пена.
- Я провел на этом столбе много лет. Когда-то я был главным оруженосцем Хаггарда, пока он без всякой причины не смахнул мою голову с плеч. Это было в те времена, когда он злодействовал, просто чтобы узнать, не это ли ему надо. Оказалось, что именно это ему нужно не было, но, тем не менее, он решил, что может извлечь некоторую пользу из моей головы и посему определил ее на караул. При таких обстоятельствах, как вы понимаете, я не столь лоялен к Хаггарду, как можно было бы ожидать.
- Время есть у меня, - задумчиво отвечал череп. - Не так уж хорошо, когда оно есть у людей: рвись, карабкайся, отчаивайся... Этого нет, то забыли, а остальное не влезает в маленький чемодан - такова жизнь. Предполагается, что иногда вы должны опаздывать. Не беспокойтесь.
- А для чего тебе вино, раз ты не можешь ощутить его вкус языком, просмаковать небом и пропустить его в глотку? Ты мертв полвека, неужели ты еще хочешь вина, до сих пор помнишь его вкус?
- Что еще остается через пятьдесят лет после смерти? - череп прекратил нелепо дергаться, от разочарования его голос стал почти человеческим. - Я помню, - отвечал он. - Я помню больше, чем вино. Дайте мне глоток, да что там, дайте капельку - и я распробую ее так, как никогда не сможете вы со всею вашей плотью и органами чувств. У меня было время поразмыслить. Я знаю, что такое вино. Да-а-й сюда!
- Вспомни, что я говорил тебе о времени, - сказал он. - Когда я был жив, я, как и ты, верил, что время по крайней мере столь же реально, как и я сам, если не более. Я говорил "час дня", как будто бы мог его увидеть, и "понедельник", словно его можно было нанести на карту, и я позволял, чтобы меня несло от минуты к минуте, от часа к часу, от года к году, хотя на самом деле я просто переходил из одного места в другое. Как и все, я жил в доме, сложенном из секунд, минут, уик-эндов и новогодних праздников; из этого дома я так и не вышел, пока не умер, - поскольку другого выхода не было. Теперь я знаю, что мог бы проходить сквозь стены.
Леди Амальтся не колебалась. Она вошла в часы и исчезла, как луна за облаками, - за ними, но не в них, отделенная от облаков тысячами миль. "Будто она дриада, - теряя разум, подумала Молли, - а время - ее дерево".
- Я и не знал до сих пор, кто она, - ответил он. - Но, увидев ее впервые, понял, что в ней скрыто больше, чем я могу увидеть. Единорог, русалка, ламия, волшебница, горгона - как бы ты ее ни назвал, любое имя не удивит меня и не испугает. Я люблю ее, кем бы она ни была.
- Это весьма прекрасное чувство, - согласился Шмендрик. - Но когда я верну ей истинный вид, чтобы она могла сразиться с Красным Быком и освободить свой народ...
- Я люблю ее, кем бы она ни была, - твердо повторил Принц Лир. - И ты не властен над тем, что существует.
- Все умирает, - сказала она Принцу Лиру. - Это хорошо, что все смертно. Я хочу умереть, когда умрешь ты. Следи, чтобы он не заколдовал меня, я не хочу стать бессмертной. Я не единорог, во мне нет ничего волшебного. Я - человек, и я люблю тебя.
- Если потом во мне останется хоть капля любви, - сказала она, - ты узнаешь об этом. Я дам Красному Быку загнать меня в море ко всем остальным. По крайней мере, тогда я буду возле тебя.
- Герои, - печально ответил Принц Лир, - герои знают порядок, знают, когда должен наступить счастливый конец, знают, что лучше, а что хуже. А плотники умеют различать древесину и знают, как обтесать доску, - протянув руки, он сделал шаг к Леди Амальтее. Она не повернулась к нему и не отодвинулась, только еще выше подняла голову, и Принц отвел глаза. - Вы научили меня этому, - сказал он. - Я никогда не мог взглянуть на вас, не почувствовав или всей сладости и согласия мира, или всей глубины его греховности. Я стал героем, чтобы служить вам и всему, что похоже на вас. И еще – чтобы заговорить с вами.
- Разве это я сказал, что порядок превыше всего? Разве я сказал, что она должна выйти на бой с Красным. Быком, потому что так и правильнее и достойнее? Спасение героев и счастливый конец - это не мое дело.. Это дело Лира.
- Но это же ты заставил его поступить именно так, - ответила она. - Ведь ты знаешь, что он хочет только одного: чтобы она бросила все и осталась с ним. И он не смог бы преодолеть себя, но ты напомнил ему, что он герой, и ему пришлось поступить, как следует герою. Он любит ее, и ты его одурачил.
- Нет, что ты, - возразил Шмендрик.
Она лежала на боку, подогнув ногу, слегка шевелясь, но не издавая ни звука. Безоружный Принц Лир простер руки, словно в них были меч и щит, преграждая путь Быку. И в этой бесконечной ночи Принц еще раз сказал:
- Нет.
Это было очень глупо, еще мгновенье - и Бык растоптал бы его, даже не заметив в своей слепоте, что тот преграждает ему путь. Любовь, изумление и великая печаль пронзили тогда Шмендрика Мага и слились в нем, переполняя его чем-то, что не было ни тем, ни другим, ни третьим. Он не поверил, но магия все-таки пришла к нему, пришла так, как приходила дважды, оставляя его всякий раз еще более опустошенным. На этот раз ее было больше, чем он мог удержать: она просачивалась сквозь кожу и истекала через пальцы на руках и ногах, сверкала в очах и вздымала волосы. Ее было слишком много, больше, чем можно удержать, больше, чем можно использовать, но все-таки он понял, что плачет от жадности, от невыносимого желания иметь больше. Он думал, говорил или пел: "Я переполнен, я и не знал, что был так пуст".
Леди Амальтея была там, где упала, хотя теперь она пыталась подняться, и Принц Лир все еще охранял ее, простирая безоружные руки к нависающему над ним колоссу. Принц прикусил кончик языка, что делало его похожим на разбирающего игрушку мальчишку. Много лет спустя, когда имя Шмендрика затмило Никоса и существа пострашнее ифритов сдавались, едва услышав его, он никогда не мог ничего сделать, не представив себе лица Принца Лира с высунутым кончиком языка и зажмуренными от яркого света глазами.
- Для чего же тогда магия?! - свирепо выкрикнул Принц Лир. - Для чего же тогда магия, если она не в силах спасти единорога? - чтобы не упасть, он крепко ухватился за плечо волшебника.
Шмендрик не повернул головы. С печальной усмешкой в голосе он сказал:
- Для этого на свете существуют герои.
Принц Лир тихо и понимающе хмыкнул.
- Да, конечно, - согласился он. - Именно для этого и созданы герои. Когда даже волшебники ничего не могут сделать, тогда должны гибнуть герои, - улыбаясь, он отпустил плечо Шмендрика.
А в снежной пене из белизны разодранной в клочья воды, из струящегося зеленого с белым прожилками мрамора - их гривы, хвосты, изящные бородки самцов в лучах солнца... темные и глубокие, как само море, драгоценные камни глаз... и сияние... перламутровое сияние рогов. Рога приближались, словно радужные мачты серебряных кораблей.
Она долго стояла рядом с Принцем Лиром, прежде чем прикоснулась к нему рогом. И пусть все кончилось и кончилось счастливо, во всем ее облике была усталость, а в красоте - печаль, которой никогда раньше не видела Молли. Ей внезапно показалось, что единорог тоскует не о Принце Лире, но об исчезнувшей девушке, которую нельзя вернуть назад, о Леди Амальтее, которая могла бы счастливо жить с Принцем. Она склонила голову, и рог ее застенчиво, как первый поцелуй, коснулся подбородка Лира. Он сел, моргая и улыбаясь чему-то прошедшему.
- Отец, - позвал он торопливо, с удивлением.- Отец, я видел сон, - но вот он заметил единорога, и кровь вновь прилила к его лицу. Он сказал: - Я был мертв.
Она прикоснулась к нему еще раз, на сей раз к сердцу, и рог задержался там на некоторое время. Оба они дрожали, вместо слов Принц Лир протянул к ней руки. Она сказала:
- Я помню тебя. Я помню.
Когда она обернулась, подняв переднюю ногу с раздвоенным копытцем, солнечный свет играл на ее боках, голове и шее, нелепо хрупкой для тяжелого рога, и все трое внизу с болью воззвали к ней. Она повернулась и исчезла; но Молли Отрава видела, что зов каждого попал в нее, словно стрела, и пожалела о том, что позвала, еще более, чем хотела, чтобы та вернулась
- Красный Бык никогда не принимает боя, - ответил Шмендрик, - он покоряет, но не бьется.
Король обернулся, в этот момент он был похож на Хаггарда.
- Волшебник, она моя! - он остановился и продолжал уже более мягким, почти молящим тоном. - Она дважды спасла меня от смерти, и если она не спасет меня в третий раз, я умру, - он схватил Шмендрика за руки с такой силой, что мог бы раздавить даже кости, но волшебник не шевельнулся. И Лир сказал: - Я не Хаггард. Я не хочу неволить ее, я хочу провести всю жизнь, следуя за нею, отставая на мили, лиги, может быть, годы... возможно, ни разу не встретив ее, но я буду доволен. Это мое право. Сказка про любого героя должна иметь счастливую развязку, когда до этого доходит дело.
Но Шмендрик ответил:
- Нет, это не конец, ни для вас, ни для нее. Теперь вы - король опустошенной земли, где раньше правил не король, а страх. Ваше истинное дело лишь началось, а как вы с ним справитесь, вы, быть может, узнаете лишь в конце жизни, и то если потерпите неудачу. Что же касается ее - в ее истории нет конца, ни счастливого, ни печального. Она не может принадлежать никому, кто смертен настолько, чтобы желать ее, – и, что совсем странно, Шмендрик обнял и прижал к себе молодого короля. – И все же будьте довольны, ваше величество, - добавил он низким голосом. - Никому из смертных ее красота не принадлежала больше, чем вам, и никто другой не будет благословен и удостоен ее воспоминанием. Вы любили ее и служили ей - будьте довольны этим и будьте королем.
Вы можете вновь возделать свои поля, засадить сады и виноградники, но они никогда не станут цвести по-прежнему, никогда... пока вы не научитесь радоваться им, какие они есть.
- Как ты прекрасна, - сказал он. - Я никогда не говорил тебе этого, - он разбудил бы остальных, но ее глаза тревожно замигали, словно две перепуганные птицы, и он знал, что если попытается позвать Лира и Молли, то проснется сам, и Она исчезнет. И он сказал только: - Я думаю, они любят тебя больше чем я, но я просто не могу любить сильнее.
- Вот потому-то... - сказала Она, и он понимал, на какой вопрос Она отвечает. Он лежал очень тихо надеясь, что, когда проснется поутру, сможет вспомнить, хотя бы как прекрасны ее уши.
Она полуотвернулась, от внезапного звездного света ее плеч весь этот разговор о магии встал комом в его горле. Мотыльки, комары и другие ночные насекомые, слишком крохотные, чтобы представлять собой что-нибудь, плясали вокруг ее светящегося рога, и от этого Она не казалась глупей, напротив, поклонение ей делало их мудрыми и красивыми. Котик Молли терся о передние ноги единорога.
- Мой народ вернулся в этот мир. Никакая печаль не будет жить во мне дольше, чем эта радость, кроме одной, и за нее я тоже благодарю тебя. Прощай, добрый волшебник.
- Любовь к единорогу не может быть нечастьем, - сказал он. - Должно быть, это самое большое счастье, только самое трудное.
Я не король, не герцог, не граф
И не солдат, - он сказал, -
Я просто скрипач, очень бедный скрипач,
Но тебя я своею назвал.
Если ты лорд - ты будешь мой лорд,
Если ты вор - мой вор,
Но раз ты скрипач - будь моим скрипачом,
А прочее - просто вздор.
А вдруг не скрипач я и ради любви
Тебе так ужасно наврал?
Я скрипку люблю и играть научу -
Лишь бы любимою звал.
Так вот, я даже помню момент, когда мама протянула мне новенькую видеокассету и я прочла почти по слогам: «Секрет крыс» и «Последний единорог». Оба мультика были в необычном, мрачноватом антураже. Про первый я расскажу, может быть, как-нибудь в другой раз, а вот второй – это причина такой здоровой записи, цитат и прочего.
«Последний единорог» у меня был на немецком, с русской не слишком понятной озвучкой поверх довольно выразительных голосов актеров. Он был удивительный, непривычный, необычный мультфильм. Не из тех, которые ставят детям, как красочную, веселую игрушку, а что-то серьезнее и, в общем-то, не по мозгам тому детишке, каким я тогда была. Но мне очень нравилась Амальтея в обоих ее обличьях, уже тогда это представлялось едва ли не идеалом красоты, а потому я пересматривала его. Меньше, чем все остальное, но с интересом и внимательно. Позднее я была уверена, что это аниме, и, как выяснилось теперь, не особо-то и промахнулась.
В прошлом году, на волне восторгов и повальной закачки тонн мультиков из детства в оригинальной озвучке, я скачала и этот мультфильм. Стоит ли говорить, что он воспринимался совсем по-новому. Тогда же мелькнула мыслишка прочесть книгу (1968 года написания) и появилась такая любопытная мысля сделать какую-нибудь момоку под Амальтею (к чему на данный момент я весьма близка – это стало чем-то вроде навязчивой идеи).
С чистой совестью могу посоветовать этот мультфильм всем, кого не воротит от анимации. Он красивый, немного печальный, но не раздражающий и не скучный. По настроению он мне чем-то напоминает Terra E – немудрено, он вышел в 1982, не так уж огромна разница, собственно. Его рисовка изящна, непривычна и довольно интересна. Голоса, музыка, видеоряд… Словом, попробуйте – не могу обещать, что понравится, но заслуживает уважения.
Что же до книги, то она, в силу своего объема, может показаться нудной или пресной (на мой вкус, хотя кто знает), однако язык не повернется сказать, что время на нее было потрачено впустую. Особенно в моем случае, поскольку меня с ней связывает личный интерес.
Ознакомившись с первоисточником, имею возможность сравнить его с экранизацией.
Сразу скажу, что автором сценария для мультфильма был сам Питер Бигль, автор книги, и, как следствие, фильм передает сюжет детально точно. Несмотря на то, что некоторые эпизоды пропущены, видно, что съемочная группа не стремилась упростить или адаптировать происходящее на экране для детской аудитории. Диалоги в основном воспроизводятся дословно, события, перекочевавшие со страниц на экран, не претерпели существенных изменений (за исключением неизбежных сокращений), облик персонажей очень точно соответствует описаниям в книге, а главное – атмосфера и все детали: от ноток в голосах дублеров вплоть до акварельной размытости и приглушенной цветовой гаммы – соответствует общему духу.
Трейлер:
Просто очень красивый клип на перепетую заглавную песню:
[неверный медиа объект]
Послушать и скачать ее в оригинальном звучании можно здесь
Любопытный факт: ядро анимационной студии Топкрафт, занимавшейся созданием мультфильма, сохранилось и образовало под руководством известного японского аниме режиссёра Хаяо Миядзаки Студию Ghibli. ^^ Так что можно сказать, я приобщилась к нашему любимому и вечному в незапамятные времена.
А теперь - сам цитатник. Он довольно объемный, пристегните ремни - желаю приятного полета.)
Единорог жила в сиреневых лесах, и жила она там совсем одна. Она была очень стара, хотя и не знала этого. Ее цвет уже не казался таким беззаботным, какой бывает морская пена, - теперь он, скорее, напоминал падающий снег в лунную ночь. Но взор ее был по-прежнему ясен и неустанен, и передвигалась она все так же - словно тень по волнам.
Она вовсе не походила на рогатую лошадь, какими часто рисуют единорогов, - нет, она была меньше, копыта ее были раздвоены, а сама она обладала той древней дикой грацией, какой у лошадей отродясь не было. Олени лишь робко и слабо подражали ей, а у коз эта грация проявлялась только в каких-то издевательских плясках. По сравнению с длинной и гибкой шеей ее голова казалась меньше, чем на самом деле, а грива, спадавшая почти до середины спины, была мягкой, как пух одуванчиков, и нежной, как усики бабочек. У нее были острые уши и тонкие ноги с белым оперением у лодыжек, а длинный рог над глазами сиял и переливался собственным жемчужным светом даже в самую темную полночь. Им единорог убивала драконов, им лечила одного знакомого короля, чья отравленная рана никак не затягивалась, и им же сшибала с веток спелые каштаны для медвежат.
Единороги бессмертны. Им свойственно жить в одиночестве в каком-нибудь одном месте: обычно это лес, где есть озеро, достаточно чистое, чтобы они могли видеть в нем себя. Единороги немножко тщеславны от сознания, что они - самые прекрасные существа в целом свете и к тому же - волшебные. Вступают в брак они очень редко, и нет леса более зачарованного, чем тот, где единорог рождается.
В последний раз она видела другого единорога очень давно, когда молодые девушки, до сих пор время от времени пускающиеся на ее поиски, звали ее на каком-то чужом языке. Но, если не считать этого воспоминания, она не имела представления ни о месяцах, ни о годах, ни о столетиях - она не ощущала даже смены времен года. В лесу единорога всегда была весна - потому что она жила там, бродила целыми днями среди огромных буковых деревьев, присматривая за зверьем, что обитало в земле и под кустами, в гнездах и норах, под корнями и в верхушках деревьев. Дети и родители, волки и кролики, они охотились, любили, рожали детей и умирали, а поскольку единороги ничего этого не делали, то она никогда не уставала за ними всеми наблюдать.
...Когда Молли уставала, или боялась, или ей становилось грустно, она прикасалась к единорогу.
Шмендрик улыбнулся:
- Я не мужчина, - ответил он. - Я маг без магии, а это значит никто.
- Двадцать один год назад в Хагсгейте родился ребенок. Чей он был, мы так и не узнали. Я сам нашел его как-то ночью на рыночной площади. Он молча лежал на колоде мясника. Шел снег, но его тесно окружили бродячие кошки, и ему было тепло и уютно. Кошки мурлыкали, и голоса их были полны знания. Я долго стоял у колыбели, размышляя, почему идет снег и, мурлыкая, пророчествуют кошки.
Она никогда ничего не боялась. Она была бессмертна, но ее могли убить гарпия, дракон или химера, пущенная в белку шальная стрела. Но дракон мог лишь убить ее, никогда не смог бы он заставить ее забыть себя или забыть сам, что и мертвая Она останется прекраснее его. Красный Бык не знал ее, но Она чувствовала, что он ищет именно ее, а не белую кобылу. Страх погасил в ней свет, и Она побежала от неистового невежества Быка, наполнявшего небо и истекавшего в долину.
- Я еще остаюсь собой. Это тело умирает. Я чувствую, как оно разлагается вокруг меня. Как может быть реальным то, что умрет? Как оно может быть истинно прекрасным?
- А если ты найдешь свою магию - что тогда?
- Тогда заклятье исчезнет, и я вновь начну умирать, как в тот миг, когда появился на свет. Даже величайшие волшебники старятся, как все люди, и умирают, - он пошатнулся, на мгновение задремал, уронив голову на грудь, и вновь открыл глаза: высокий, тощий, оборванный мужчина, от которого пахло вином и дорогой. - Я говорил вам, что я старше, чем кажусь, - сказал он. - Я был рожден смертным и так долго и так глупо был бессмертен, но когда-нибудь вновь стану смертным, поэтому я знаю кое-что, чего не может знать единорог. То, что может умереть, - прекрасно, прекраснее, чем живущий вечно единорог, самое прекрасное существо на свете. Вы понимаете?
- Нет, - ответила она. Волшебник устало улыбнулся.
- Вы поймете. Теперь вы в сказке вместе со всеми нами и должны идти туда, куда она несет нас, хотите вы того или нет. Если вы хотите найти свой народ, если вы хотите вновь стать единорогом, вы должны, повинуясь ей, идти в замок Хаггарда, в любое место, куда она поведет нас. История не может закончиться без принцессы.
Белая девушка сказала:
- Я не пойду. - Напрягшись всем телом и уронив холодные волосы, она отступила назад. - Я не принцесса, я не смертная, и я не пойду. … Твоя сказка не властна надо мной. Я единорог. Я - последний единорог.
- Ну, а третья? - заинтересованно спросил старший. - Твоя закатная красавица с дивными волосами? Не наскучила она тебе за эту четверть часа, ведь ты увидел ее ближе, чем позволяет любовь? - его голос скребся маленькими когтистыми лапами в забрало шлема.
- Не знаю, смогу ли я увидеть ее вблизи, - ответил второй стражник, - как близко бы она ни подошла, - в его приглушенном, полном сожаления голосе отдавалось эхо утраченных возможностей. - Она полна новизны, - сказал он. - Все для нее впервые: посмотри, как она двигается, как идет, как поворачивает голову, - все впервые, словно никто не делал этого до нее. Посмотри, как она вдыхает и выдыхает воздух, - будто кроме нее никто на свете не знает, как это хорошо. Все для нее. Если бы я узнал, что она родилась сегодня утром, я удивился бы лишь тому, что она уже так выросла.
- Я принес ей голову дракона, - сказал он. - Она, как обычно, была в своей комнате. Я втащил эту голову на самый верх, чтобы сложить к ее ногам, - он вздохнул и порезал палец кинжалом. - Черт побери, я же хотел не этого. Пока я тащил ее, это была голова дракона - достойнейший дар для кого угодно и от кого угодно. Но когда она взглянула на нее, голова стала печальной уродливой кучей из чешуи, рогов, налитых кровью глаз и хрящеватого языка. Я чувствовал себя деревенским мясником, принесшим своей девушке в знак любви изрядный кус мяса. Потом она посмотрела на меня, и мне стало стыдно. Стыдно за то, что я убил дракона! - он рассек дряблую картофелину и снова порезался.
- Любая женщина может плакать без слез. И почти каждая может исцелять раны прикосновением рук. Все зависит от раны. Она женщина, ваше высочество, а это само по себе загадка.
Принц Лир нагнулся к ней, лицо его стало теперь на пять драконов старше, оставаясь по-прежнему симпатичным и глупым.
- Но ему не нужны мои мысли, - тихо сказала она. - Он хочет меня, как хотел Красный Бык, и тоже не понимает меня. Принц пугает меня даже больше, чем Красный Бык, потому что у него доброе сердце. Нет, я никогда не смогу что-нибудь обещать ему.
Береги Леди Амальтею. Она так прекрасна, что, когда появилась в замке, даже этот проклятый замок тоже стал прекрасным, как Луна, хотя на самом деле Луна тоже всего лишь камень.
- Что же касается твоего первого вопроса - ни одного кота, выросшего из младенческой шерстки, нельзя обмануть внешностью. В отличие от людей. Что до твоего второго вопроса... - Тут его голос прервался, и он внезапно принялся усердно умываться. Он не произнес ни слова, пока не взъерошил всю свою шерсть и вновь полностью не пригладил ее. Потом так же молча он принялся внимательно рассматривать свои когти. - Если бы она прикоснулась ко мне, - очень мягко сказал он, - я бы навсегда принадлежал ей, а не себе. Я и хотел этого и не мог уступить ей. Такого не допустит ни один кот. Мы позволяем вам, людям, гладить нас: это приятно нам и успокаивает вас, но я не могу позволить этого ей. Такую цену не может заплатить ни один кот.
Принц достаточно храбр, чтобы любить единорога. Как кот, я способен оценить доблестный абсурд.
Принц обратился к ней голосом, присущим только героям, - это такой же особый голос, как, скажем, голос матери.
Зима скулила и плелась не к весне, а к короткому, губительному лету страны Хаггарда. Жизнь в замке продолжалась в молчании, царящем там, где никто ни на что не надеется. Молли Отрава готовила и стирала, оттирала камни, чинила броню и точила мечи; она колола дрова, молола муку, ходила за лошадьми и чистила их стойла, плавила украденное золото и серебро для сундуков Короля и делала кирпичи без соломы. А вечерами, перед сном, она обычно просматривала новые стихи Принца Лира, посвященные Леди Амальтее, хвалила их и исправляла ошибки.
Когти времени избороздили жесткую кожу его лица, но он казался сильнее и неукротимее своего сына.
- Для такой, какая вы теперь, вы слишком быстры, - сказал он, - но для той, какой вы были, пожалуй, наоборот. Говорят, что любовь делает мужчин быстрыми, а женщин медлительными. Если вы влюбитесь еще сильнее, я вас поймаю.
Не отвечая, она улыбнулась ему. Она никогда не знала, что говорить этому человеку с бледными глазами, которого она видела так редко, что он казался ей колыханием на краю одиночества, которое она делила с Принцем Лиром.
- Не смейтесь надо мной! - отвечал король. - Красный Бык столь же мой, сколь и мальчишка, он не ест, его нельзя украсть. Он служит любому, у кого нет страха, а страха у меня не больше, чем всего остального, - и все же Леди Амальтея видела, как по длинному серому лицу скользят предчувствия, прячась в тени бровей и выступах черепа. - Не смейтесь надо мной. Не прикидывайтесь, что забыли свою цель. Я ли должен напоминать вам о ней? Я знаю, что вы ищете, а вы знаете, что я обладаю ими. Отнимите их, отнимите их у меня, если сможете, но не смейте сдаваться сейчас! - морщины черными ножами рассекали его лицо.
- Там, - произнес рядом с ней странный высокий голос, - они там, - Король Хаггард, ухмыляясь, показывал вниз на белую воду. - Они там, - повторил он, смеясь, словно испуганный ребенок. - Они там. Скажите, что это не ваш народ, что не в поисках его вы пришли сюда. Скажите, что вы оставались всю зиму в моем замке лишь ради любви.
Не ожидая ответа, он нетерпеливо повернулся к волнам. Его лицо удивительно изменилось: восхищение расцветило мрачную кожу, сгладило скулы, ослабило тетиву рта.
- Они мои, - тихо сказал он, - они принадлежат мне. Красный Бык по одному собирал их, а я велел ему загонять их в море. Где еще можно держать единорогов и какая клетка их удержит? Ведь Бык сторожит их - спит ли он или бодрствует. И он сломил их сердца давным-давно. Теперь они живут в море, и каждый прилив приносит их к берегу. Один шаг, но они не осмелятся его сделать, не осмелятся выйти из воды. Они боятся Красного Быка. Я люблю смотреть на них. Их вид наполняет меня счастьем, - пел рядом детский голос, - я уверен, что это счастье. Когда я почувствовал это впервые, я подумал, что умираю. Их было двое в утреннем тумане. Он пил из ручья, а она положила голову ему на спину. И я сказал Красному Быку: "Они мои, я должен обладать ими всеми - ведь моя нужда велика". И Бык переловил их по одному. Ведь он хотел того же. И он хотел бы того же, будь то жук-щелкун или крокодил. Он различает лишь то, чего я хочу, а чего - нет. Наверно, я был молод, когда увидел их впервые, - сказал Король Хаггард. - Сейчас я, должно быть, стар - по крайней мере с тех пор я перепробовал многое и многое мне надоело. Но я всегда знал, что сердце не стоит вкладывать ни во что, ведь ничто не вечно, и я был прав, и потому я всегда был стар. И все-таки каждый раз, когда я гляжу на моих единорогов, во мне просыпается что-то похожее на утро в лесу, и я по-настоящему молод, и все может случиться в мире, полном такой красоты.
"Во сне у меня было четыре белых ноги, я чувствовала податливую землю под раздвоенными копытами. На моем лбу было сияние, и я ощущаю его теперь, - грезила наяву Леди Амальтея. - Но в приливе нет единорогов. Король лишился рассудка, он сказал: "Интересно, что станет с ними, когда я уйду. Я знаю, Красный Бык их немедленно забудет и отправится на поиски нового хозяина. Но я не знаю, решатся ли они вновь обрести свободу. Я надеюсь, что нет, ведь тогда они навечно останутся моими"".
Потом он вновь повернулся к ней, и его глаза стали такими же мягкими и жадными, как у Принца Лира.
- Вы последняя, - сказал он. - Бык не увидел вас в теле женщины, но я всегда знал это…
Отпустив парапет, она упала бы, но голос ее был спокоен:
- Милорд, я не понимаю. Я ничего не вижу в воде.
Лицо Короля задрожало, словно она смотрела на него сквозь пламя.
- Вы все еще отрицаете? - прошептал он. - Как вы осмеливаетесь отрекаться от себя? Это подло и трусливо и пристало лишь человеку. Я своими руками сброшу вас вниз к вашему народу, если вы отречетесь от себя, - он шагнул к ней, она смотрела на него, широко открыв глаза и не имея сил пошевелиться. - Это должно быть так, я не могу ошибаться. И все же ее глаза теперь столь же глупы, как и глаза юнца, как любые глаза, ни разу не видевшие единорогов, а созерцавшие в зеркале только себя. Откуда в них этот обман, как могло это случиться? Теперь в ее глазах нет зеленых листьев.
- Ваше лицо влажно, - озабоченно сказал он. - Надеюсь, что это морская пена. Если вы стали человеком настолько, чтобы плакать, то никакая магия в мире... Нет, это, должно быть, пена. Пойдемте со мной. Пусть лучше это будет пена.
- Я провел на этом столбе много лет. Когда-то я был главным оруженосцем Хаггарда, пока он без всякой причины не смахнул мою голову с плеч. Это было в те времена, когда он злодействовал, просто чтобы узнать, не это ли ему надо. Оказалось, что именно это ему нужно не было, но, тем не менее, он решил, что может извлечь некоторую пользу из моей головы и посему определил ее на караул. При таких обстоятельствах, как вы понимаете, я не столь лоялен к Хаггарду, как можно было бы ожидать.
- Время есть у меня, - задумчиво отвечал череп. - Не так уж хорошо, когда оно есть у людей: рвись, карабкайся, отчаивайся... Этого нет, то забыли, а остальное не влезает в маленький чемодан - такова жизнь. Предполагается, что иногда вы должны опаздывать. Не беспокойтесь.
- А для чего тебе вино, раз ты не можешь ощутить его вкус языком, просмаковать небом и пропустить его в глотку? Ты мертв полвека, неужели ты еще хочешь вина, до сих пор помнишь его вкус?
- Что еще остается через пятьдесят лет после смерти? - череп прекратил нелепо дергаться, от разочарования его голос стал почти человеческим. - Я помню, - отвечал он. - Я помню больше, чем вино. Дайте мне глоток, да что там, дайте капельку - и я распробую ее так, как никогда не сможете вы со всею вашей плотью и органами чувств. У меня было время поразмыслить. Я знаю, что такое вино. Да-а-й сюда!
- Вспомни, что я говорил тебе о времени, - сказал он. - Когда я был жив, я, как и ты, верил, что время по крайней мере столь же реально, как и я сам, если не более. Я говорил "час дня", как будто бы мог его увидеть, и "понедельник", словно его можно было нанести на карту, и я позволял, чтобы меня несло от минуты к минуте, от часа к часу, от года к году, хотя на самом деле я просто переходил из одного места в другое. Как и все, я жил в доме, сложенном из секунд, минут, уик-эндов и новогодних праздников; из этого дома я так и не вышел, пока не умер, - поскольку другого выхода не было. Теперь я знаю, что мог бы проходить сквозь стены.
Леди Амальтся не колебалась. Она вошла в часы и исчезла, как луна за облаками, - за ними, но не в них, отделенная от облаков тысячами миль. "Будто она дриада, - теряя разум, подумала Молли, - а время - ее дерево".
- Я и не знал до сих пор, кто она, - ответил он. - Но, увидев ее впервые, понял, что в ней скрыто больше, чем я могу увидеть. Единорог, русалка, ламия, волшебница, горгона - как бы ты ее ни назвал, любое имя не удивит меня и не испугает. Я люблю ее, кем бы она ни была.
- Это весьма прекрасное чувство, - согласился Шмендрик. - Но когда я верну ей истинный вид, чтобы она могла сразиться с Красным Быком и освободить свой народ...
- Я люблю ее, кем бы она ни была, - твердо повторил Принц Лир. - И ты не властен над тем, что существует.
- Все умирает, - сказала она Принцу Лиру. - Это хорошо, что все смертно. Я хочу умереть, когда умрешь ты. Следи, чтобы он не заколдовал меня, я не хочу стать бессмертной. Я не единорог, во мне нет ничего волшебного. Я - человек, и я люблю тебя.
- Если потом во мне останется хоть капля любви, - сказала она, - ты узнаешь об этом. Я дам Красному Быку загнать меня в море ко всем остальным. По крайней мере, тогда я буду возле тебя.
- Герои, - печально ответил Принц Лир, - герои знают порядок, знают, когда должен наступить счастливый конец, знают, что лучше, а что хуже. А плотники умеют различать древесину и знают, как обтесать доску, - протянув руки, он сделал шаг к Леди Амальтее. Она не повернулась к нему и не отодвинулась, только еще выше подняла голову, и Принц отвел глаза. - Вы научили меня этому, - сказал он. - Я никогда не мог взглянуть на вас, не почувствовав или всей сладости и согласия мира, или всей глубины его греховности. Я стал героем, чтобы служить вам и всему, что похоже на вас. И еще – чтобы заговорить с вами.
- Разве это я сказал, что порядок превыше всего? Разве я сказал, что она должна выйти на бой с Красным. Быком, потому что так и правильнее и достойнее? Спасение героев и счастливый конец - это не мое дело.. Это дело Лира.
- Но это же ты заставил его поступить именно так, - ответила она. - Ведь ты знаешь, что он хочет только одного: чтобы она бросила все и осталась с ним. И он не смог бы преодолеть себя, но ты напомнил ему, что он герой, и ему пришлось поступить, как следует герою. Он любит ее, и ты его одурачил.
- Нет, что ты, - возразил Шмендрик.
Она лежала на боку, подогнув ногу, слегка шевелясь, но не издавая ни звука. Безоружный Принц Лир простер руки, словно в них были меч и щит, преграждая путь Быку. И в этой бесконечной ночи Принц еще раз сказал:
- Нет.
Это было очень глупо, еще мгновенье - и Бык растоптал бы его, даже не заметив в своей слепоте, что тот преграждает ему путь. Любовь, изумление и великая печаль пронзили тогда Шмендрика Мага и слились в нем, переполняя его чем-то, что не было ни тем, ни другим, ни третьим. Он не поверил, но магия все-таки пришла к нему, пришла так, как приходила дважды, оставляя его всякий раз еще более опустошенным. На этот раз ее было больше, чем он мог удержать: она просачивалась сквозь кожу и истекала через пальцы на руках и ногах, сверкала в очах и вздымала волосы. Ее было слишком много, больше, чем можно удержать, больше, чем можно использовать, но все-таки он понял, что плачет от жадности, от невыносимого желания иметь больше. Он думал, говорил или пел: "Я переполнен, я и не знал, что был так пуст".
Леди Амальтея была там, где упала, хотя теперь она пыталась подняться, и Принц Лир все еще охранял ее, простирая безоружные руки к нависающему над ним колоссу. Принц прикусил кончик языка, что делало его похожим на разбирающего игрушку мальчишку. Много лет спустя, когда имя Шмендрика затмило Никоса и существа пострашнее ифритов сдавались, едва услышав его, он никогда не мог ничего сделать, не представив себе лица Принца Лира с высунутым кончиком языка и зажмуренными от яркого света глазами.
- Для чего же тогда магия?! - свирепо выкрикнул Принц Лир. - Для чего же тогда магия, если она не в силах спасти единорога? - чтобы не упасть, он крепко ухватился за плечо волшебника.
Шмендрик не повернул головы. С печальной усмешкой в голосе он сказал:
- Для этого на свете существуют герои.
Принц Лир тихо и понимающе хмыкнул.
- Да, конечно, - согласился он. - Именно для этого и созданы герои. Когда даже волшебники ничего не могут сделать, тогда должны гибнуть герои, - улыбаясь, он отпустил плечо Шмендрика.
А в снежной пене из белизны разодранной в клочья воды, из струящегося зеленого с белым прожилками мрамора - их гривы, хвосты, изящные бородки самцов в лучах солнца... темные и глубокие, как само море, драгоценные камни глаз... и сияние... перламутровое сияние рогов. Рога приближались, словно радужные мачты серебряных кораблей.
Она долго стояла рядом с Принцем Лиром, прежде чем прикоснулась к нему рогом. И пусть все кончилось и кончилось счастливо, во всем ее облике была усталость, а в красоте - печаль, которой никогда раньше не видела Молли. Ей внезапно показалось, что единорог тоскует не о Принце Лире, но об исчезнувшей девушке, которую нельзя вернуть назад, о Леди Амальтее, которая могла бы счастливо жить с Принцем. Она склонила голову, и рог ее застенчиво, как первый поцелуй, коснулся подбородка Лира. Он сел, моргая и улыбаясь чему-то прошедшему.
- Отец, - позвал он торопливо, с удивлением.- Отец, я видел сон, - но вот он заметил единорога, и кровь вновь прилила к его лицу. Он сказал: - Я был мертв.
Она прикоснулась к нему еще раз, на сей раз к сердцу, и рог задержался там на некоторое время. Оба они дрожали, вместо слов Принц Лир протянул к ней руки. Она сказала:
- Я помню тебя. Я помню.
Когда она обернулась, подняв переднюю ногу с раздвоенным копытцем, солнечный свет играл на ее боках, голове и шее, нелепо хрупкой для тяжелого рога, и все трое внизу с болью воззвали к ней. Она повернулась и исчезла; но Молли Отрава видела, что зов каждого попал в нее, словно стрела, и пожалела о том, что позвала, еще более, чем хотела, чтобы та вернулась
- Красный Бык никогда не принимает боя, - ответил Шмендрик, - он покоряет, но не бьется.
Король обернулся, в этот момент он был похож на Хаггарда.
- Волшебник, она моя! - он остановился и продолжал уже более мягким, почти молящим тоном. - Она дважды спасла меня от смерти, и если она не спасет меня в третий раз, я умру, - он схватил Шмендрика за руки с такой силой, что мог бы раздавить даже кости, но волшебник не шевельнулся. И Лир сказал: - Я не Хаггард. Я не хочу неволить ее, я хочу провести всю жизнь, следуя за нею, отставая на мили, лиги, может быть, годы... возможно, ни разу не встретив ее, но я буду доволен. Это мое право. Сказка про любого героя должна иметь счастливую развязку, когда до этого доходит дело.
Но Шмендрик ответил:
- Нет, это не конец, ни для вас, ни для нее. Теперь вы - король опустошенной земли, где раньше правил не король, а страх. Ваше истинное дело лишь началось, а как вы с ним справитесь, вы, быть может, узнаете лишь в конце жизни, и то если потерпите неудачу. Что же касается ее - в ее истории нет конца, ни счастливого, ни печального. Она не может принадлежать никому, кто смертен настолько, чтобы желать ее, – и, что совсем странно, Шмендрик обнял и прижал к себе молодого короля. – И все же будьте довольны, ваше величество, - добавил он низким голосом. - Никому из смертных ее красота не принадлежала больше, чем вам, и никто другой не будет благословен и удостоен ее воспоминанием. Вы любили ее и служили ей - будьте довольны этим и будьте королем.
Вы можете вновь возделать свои поля, засадить сады и виноградники, но они никогда не станут цвести по-прежнему, никогда... пока вы не научитесь радоваться им, какие они есть.
- Как ты прекрасна, - сказал он. - Я никогда не говорил тебе этого, - он разбудил бы остальных, но ее глаза тревожно замигали, словно две перепуганные птицы, и он знал, что если попытается позвать Лира и Молли, то проснется сам, и Она исчезнет. И он сказал только: - Я думаю, они любят тебя больше чем я, но я просто не могу любить сильнее.
- Вот потому-то... - сказала Она, и он понимал, на какой вопрос Она отвечает. Он лежал очень тихо надеясь, что, когда проснется поутру, сможет вспомнить, хотя бы как прекрасны ее уши.
Она полуотвернулась, от внезапного звездного света ее плеч весь этот разговор о магии встал комом в его горле. Мотыльки, комары и другие ночные насекомые, слишком крохотные, чтобы представлять собой что-нибудь, плясали вокруг ее светящегося рога, и от этого Она не казалась глупей, напротив, поклонение ей делало их мудрыми и красивыми. Котик Молли терся о передние ноги единорога.
- Мой народ вернулся в этот мир. Никакая печаль не будет жить во мне дольше, чем эта радость, кроме одной, и за нее я тоже благодарю тебя. Прощай, добрый волшебник.
- Любовь к единорогу не может быть нечастьем, - сказал он. - Должно быть, это самое большое счастье, только самое трудное.
Я не король, не герцог, не граф
И не солдат, - он сказал, -
Я просто скрипач, очень бедный скрипач,
Но тебя я своею назвал.
Если ты лорд - ты будешь мой лорд,
Если ты вор - мой вор,
Но раз ты скрипач - будь моим скрипачом,
А прочее - просто вздор.
А вдруг не скрипач я и ради любви
Тебе так ужасно наврал?
Я скрипку люблю и играть научу -
Лишь бы любимою звал.
@темы: Сеть, Шелкопряд, forget-me-not, гребаные гении (тупое фанатство), The trail we blaze, Аурелиано, в Макондо идёт дождь., Честно украденное, Встреча с Прекрасным (тм), Proclaim, Gamuza!, Свои, Шёпот чужих волн - шелест чужих ресниц, Trouble in paradise, Личное, Любовь, Наблюдения, Позитив, Цитатник, Я
-
-
18.08.2008 в 07:11Мультик не видела, как раз сейчас его качаю
-
-
18.08.2008 в 11:02Буду ждать впечатлений от просмотра)