Nozarashi
Не то чтобы много букав, но как-то громоздкоА еще я подметила за собой в последнее время (ну, как... около полугода?) любопытную странность, которая попахивает готичностью: я то и дело бью себя по рукам, настораживаясь, что так или иначе могу оставить в чужой душе излишне глубокий след.
И это просто и понятно, - с кем не бывает?.. - но у меня как-то уж очень легко получается заслужить доверие; и только когда до тебя вдруг доходит, что тебе позволили влезть совершенно не в твое дело просто из доброты, чувствуешь себя... примерно как если ты не вполне слон в посудной лавке, но во всяком случае залезшая в курятник лисятина, которую почему-то не гонят. И пренебрегнуть гостеприимством как-то неловко, и оставаться дальше - даже более неприлично, и дело не твое, и вот ты мордой в курятнике, задницей на улице, и все думаешь - то ли совсем тут поселиться, то ли плюнуть и уйти, обидев хозяина.
Это я все к тому же - у меня совершенно изменилось отношение к таким вопросам. Один очень тактичный человек, сам того не ведая, отучил меня быть наглой. Или это я сама выросла/испортилась. Раньше все было намног проще - я чувствовала себя только польщенной. А теперь появилось какое-то странное чувство ответственности за ту степень откровенности, которую себе с тобой другие люди позволяют. Я не беру тех, кого друзьями считаю (все-таки для нас это норма - поиздеваться, поплакаться, постебаться, погрызться - все, что угодно), но все-таки мы же уже не дети; мы должны становиться злыми, с холодными улыбками на лицах и умением вежливо говорить: "Только тронь - убью". Когда ты привыкаешь к мысли, что все твои тыли отныне и впредь закрыты четко ограниченным количеством людей, которое с годами может только растаять, но никак не вырасти, и вдруг кто-то идет к тебе безоружным - это немного странно. Я цепляюсь за детскость, но встречая ее в таком честном проявлении неожиданно теряюсь. Да и как не потеряться - мне против ружья воткрытую идет маленький лохматый ребенок со светом в глазах. Что я буду с ним делать? Я не разучилась быть доброй к тем, от кого меня отделила дистанция политеса, но все, что я теперь могу, это выслушать, погладить по голове и дружески пнуть в нужном направлении.
Я разучилась быть хорошей жилеткой.
Видимо, потому, что разучилась правильно искренне плакать.
У меня взращивается гордость и самосознание самодостаточного человека; хрен знает, появилось ли то, что самодостаточного человека определяет, но без кокетства скажу, что в этом отношении я в себе уверена процентов на девяносто. Вообще моя самооценка после того, как я начала работать, заметно повысилась. Посмотрим, что после первой официальной получки будет. А когда думаешь, что ты умная, сильная, смелая, решительная - ну какое плакать?.. Нет, мы собираем слезы, запихиваем их обратно в глаза, поправляем макияж и с гордо поднятой головой шагаем дальше, трубя на всех углах, какие мы крутые и сильные.
Крайняя стадия - нам охотно верят. И мы верим, потому что верят в нас - да-да, мы грешны именно этим! Мы весьма зависимы. Авторитетный для нас человек, длительное время подвергающий сомнению нашу силу воли и способности, гнобит наш внутренний рост с непринужденной легкостью. Напротив, на дрожжах дружеской веры и поддержки мы можем хоть корриду устраивать. А главное - победим.
Потому что то, что думают о тебе те, кто тебе ближе всего и знают тебя лучше всего, имеет наибольшее значение; их оценка представляется наиболее здравой - зато какие невероятные душевные силы придает осознание того, что, видя все твои недостатки, они тебя любят! И даже восхищаются. Это поддерживает даже в самые тяжелые минуты. Почему-то я уверена, что всем остальным видна только лучшая часть, и это как-то... немного удручает. Как будто обманываешь.
И это просто и понятно, - с кем не бывает?.. - но у меня как-то уж очень легко получается заслужить доверие; и только когда до тебя вдруг доходит, что тебе позволили влезть совершенно не в твое дело просто из доброты, чувствуешь себя... примерно как если ты не вполне слон в посудной лавке, но во всяком случае залезшая в курятник лисятина, которую почему-то не гонят. И пренебрегнуть гостеприимством как-то неловко, и оставаться дальше - даже более неприлично, и дело не твое, и вот ты мордой в курятнике, задницей на улице, и все думаешь - то ли совсем тут поселиться, то ли плюнуть и уйти, обидев хозяина.
Это я все к тому же - у меня совершенно изменилось отношение к таким вопросам. Один очень тактичный человек, сам того не ведая, отучил меня быть наглой. Или это я сама выросла/испортилась. Раньше все было намног проще - я чувствовала себя только польщенной. А теперь появилось какое-то странное чувство ответственности за ту степень откровенности, которую себе с тобой другие люди позволяют. Я не беру тех, кого друзьями считаю (все-таки для нас это норма - поиздеваться, поплакаться, постебаться, погрызться - все, что угодно), но все-таки мы же уже не дети; мы должны становиться злыми, с холодными улыбками на лицах и умением вежливо говорить: "Только тронь - убью". Когда ты привыкаешь к мысли, что все твои тыли отныне и впредь закрыты четко ограниченным количеством людей, которое с годами может только растаять, но никак не вырасти, и вдруг кто-то идет к тебе безоружным - это немного странно. Я цепляюсь за детскость, но встречая ее в таком честном проявлении неожиданно теряюсь. Да и как не потеряться - мне против ружья воткрытую идет маленький лохматый ребенок со светом в глазах. Что я буду с ним делать? Я не разучилась быть доброй к тем, от кого меня отделила дистанция политеса, но все, что я теперь могу, это выслушать, погладить по голове и дружески пнуть в нужном направлении.
Я разучилась быть хорошей жилеткой.
Видимо, потому, что разучилась правильно искренне плакать.
У меня взращивается гордость и самосознание самодостаточного человека; хрен знает, появилось ли то, что самодостаточного человека определяет, но без кокетства скажу, что в этом отношении я в себе уверена процентов на девяносто. Вообще моя самооценка после того, как я начала работать, заметно повысилась. Посмотрим, что после первой официальной получки будет. А когда думаешь, что ты умная, сильная, смелая, решительная - ну какое плакать?.. Нет, мы собираем слезы, запихиваем их обратно в глаза, поправляем макияж и с гордо поднятой головой шагаем дальше, трубя на всех углах, какие мы крутые и сильные.
Крайняя стадия - нам охотно верят. И мы верим, потому что верят в нас - да-да, мы грешны именно этим! Мы весьма зависимы. Авторитетный для нас человек, длительное время подвергающий сомнению нашу силу воли и способности, гнобит наш внутренний рост с непринужденной легкостью. Напротив, на дрожжах дружеской веры и поддержки мы можем хоть корриду устраивать. А главное - победим.
Потому что то, что думают о тебе те, кто тебе ближе всего и знают тебя лучше всего, имеет наибольшее значение; их оценка представляется наиболее здравой - зато какие невероятные душевные силы придает осознание того, что, видя все твои недостатки, они тебя любят! И даже восхищаются. Это поддерживает даже в самые тяжелые минуты. Почему-то я уверена, что всем остальным видна только лучшая часть, и это как-то... немного удручает. Как будто обманываешь.