Nozarashi
Бред, со слезами и мясомНу вот, снова сдим мы с тобой под вытяжкой.
Смеркается, окно синеет, за окном потихоньку вспыхивают фонари. Между нами - пивная кружка и та глиняная, которую Вы мне дарили на предпоследни день зимы этого года. Я улыбаюсь.
Как странно, непривычно странно и звонко в моем сердце звучит это ощущение пустоты на твоем месте.
- Знаешь... я очень рада, что ты пришел. Правда рада. Спасибо, - и губы сами собой растягиваются в улыбку.
Ты удивлен и подавлен, конечно, но я не могу с собой ничего поделать - прости, я улыбаюсь.
Я улыбалась и тогда, прощаясь с тобой и отрекаясь от своей надежды; обнимая тебя в крайний раз, убивая тебя в свое сердце, я улыбалась. О, как я была собой горда, ты даже себе не представляешь, как горда может быть шестнадцатлетняя влюбленная девочка, которая несет стяг побежденной армии на своих ранах. Я брала в руки холодное железо, втыкала в грудь, так что ребра скрипели, скребясь о сталь, и ковыряла живое, податливое мясо, пытаясь удалить эту заразу, от которой было так больно. Становилось только больнее, но я улыбалась, плакала и продолжала упорно удалять тебя из своего сердца. Я рыдала, стенала, монотонно выла и отрывала куски плоти, пытаясь найти источник всех бед - и упивалась болью. Святость очищающей миссии и осознание собственного благородства грели мою душу, радостно питали мою гордость; я была святой в своем храме, могла сколько угодно петь псалмы своей ответной, но отринутой любви и кормить голубей на площади Сан Марко. У меня было все, тогда - совершенно все: и любовь, и боль, и благородство, и муки, и расчлененная, еще трепыхающаяся надежда, и соперница, и драма - и даже ты. Ты был мой, хотя я не могла ощутить тебя физически, душой ты был со мной, потому что такое не может изгладиться из твоей памяти и не могло бы отпустить тебя так легко, как ты старался показать. Ты меня запомнил на всю жизнь и будешь вспоминать даже при смерти. Как комету, как удар молнии - я пафосна, но знаешь, я очень постаралась, чтобы заработать все основания для таких пафосных слов.
Сейчас у меня нет ни надежд, ни любви, ни соперницы, ни драмы, ни тем более тебя. О нет, я прекрасно понимаю, ты здесь, рядом, я могу протянуть руку и дотронуться до тебя - ты вполне реален. Но тебя уже нет, и мне до смерти скучно без тебя. Так скучно, что хочется снова взвыть - но как это будет серо, нерезко, неловко и неживенько. Нужна экспрессия и драматизм, а для них требуется источник сил. Им был ты, милый, но тебя уже нет. Ты для меня стал прошлым. Увы. Отболело. Я слишком старалась вытравить каждое отражение твоего образа - геноцид удался на славу. Видишь? Ты можешь делать, что угодно, я не отвечу. Не отзовусь.
Мне страшно оттого, что я теперь равнодушна даже к мысли о возможности твоей смерти. А чем черт не шутит - мы не общаемся, общих знакомых нет, откуда мне знать, что тебя не сбила машина или лифт не унес в шахту?.. Но нет, то твоя жизнь, а это - моя. Ты сказал: духов нужно отпускать, иначе они становятся бесами...
Бесом ты был бы симпатичнее. И было бы интереснее и веселее.
Ах, если бы ты знал, как мне без тебя скучно!.. Ну почему ты умер? Зачем? Мог бы быть настоящим мужчиной, не слушаться меня и выжить им всем назло, прорасти баобабом в моем сердце. Чем черт не...
Но я сижу на темной кухне, в рыжем окне фонари и снег, а тебя нигде не видно. И вытяжка молчит.
Канпай: вчера было ровно два года с того дня, как ты впервые потрепал меня по щеке.
Смеркается, окно синеет, за окном потихоньку вспыхивают фонари. Между нами - пивная кружка и та глиняная, которую Вы мне дарили на предпоследни день зимы этого года. Я улыбаюсь.
Как странно, непривычно странно и звонко в моем сердце звучит это ощущение пустоты на твоем месте.
- Знаешь... я очень рада, что ты пришел. Правда рада. Спасибо, - и губы сами собой растягиваются в улыбку.
Ты удивлен и подавлен, конечно, но я не могу с собой ничего поделать - прости, я улыбаюсь.
Я улыбалась и тогда, прощаясь с тобой и отрекаясь от своей надежды; обнимая тебя в крайний раз, убивая тебя в свое сердце, я улыбалась. О, как я была собой горда, ты даже себе не представляешь, как горда может быть шестнадцатлетняя влюбленная девочка, которая несет стяг побежденной армии на своих ранах. Я брала в руки холодное железо, втыкала в грудь, так что ребра скрипели, скребясь о сталь, и ковыряла живое, податливое мясо, пытаясь удалить эту заразу, от которой было так больно. Становилось только больнее, но я улыбалась, плакала и продолжала упорно удалять тебя из своего сердца. Я рыдала, стенала, монотонно выла и отрывала куски плоти, пытаясь найти источник всех бед - и упивалась болью. Святость очищающей миссии и осознание собственного благородства грели мою душу, радостно питали мою гордость; я была святой в своем храме, могла сколько угодно петь псалмы своей ответной, но отринутой любви и кормить голубей на площади Сан Марко. У меня было все, тогда - совершенно все: и любовь, и боль, и благородство, и муки, и расчлененная, еще трепыхающаяся надежда, и соперница, и драма - и даже ты. Ты был мой, хотя я не могла ощутить тебя физически, душой ты был со мной, потому что такое не может изгладиться из твоей памяти и не могло бы отпустить тебя так легко, как ты старался показать. Ты меня запомнил на всю жизнь и будешь вспоминать даже при смерти. Как комету, как удар молнии - я пафосна, но знаешь, я очень постаралась, чтобы заработать все основания для таких пафосных слов.
Сейчас у меня нет ни надежд, ни любви, ни соперницы, ни драмы, ни тем более тебя. О нет, я прекрасно понимаю, ты здесь, рядом, я могу протянуть руку и дотронуться до тебя - ты вполне реален. Но тебя уже нет, и мне до смерти скучно без тебя. Так скучно, что хочется снова взвыть - но как это будет серо, нерезко, неловко и неживенько. Нужна экспрессия и драматизм, а для них требуется источник сил. Им был ты, милый, но тебя уже нет. Ты для меня стал прошлым. Увы. Отболело. Я слишком старалась вытравить каждое отражение твоего образа - геноцид удался на славу. Видишь? Ты можешь делать, что угодно, я не отвечу. Не отзовусь.
Мне страшно оттого, что я теперь равнодушна даже к мысли о возможности твоей смерти. А чем черт не шутит - мы не общаемся, общих знакомых нет, откуда мне знать, что тебя не сбила машина или лифт не унес в шахту?.. Но нет, то твоя жизнь, а это - моя. Ты сказал: духов нужно отпускать, иначе они становятся бесами...
Бесом ты был бы симпатичнее. И было бы интереснее и веселее.
Ах, если бы ты знал, как мне без тебя скучно!.. Ну почему ты умер? Зачем? Мог бы быть настоящим мужчиной, не слушаться меня и выжить им всем назло, прорасти баобабом в моем сердце. Чем черт не...
Но я сижу на темной кухне, в рыжем окне фонари и снег, а тебя нигде не видно. И вытяжка молчит.
Канпай: вчера было ровно два года с того дня, как ты впервые потрепал меня по щеке.