Фанфик. Блич.

[Dessie]

А вот обломитесь, а вот и не яой, а вот и ЙоруСой.

Субъективное изложение событий аниме (мангу я, убогая, не читала) с легкой примесью досочиненных деталей. Терпите, ребята.

Замечу в скобках, что я считаю, что у каждого существа женского пола есть очень сильная потребность в любви и понимании - каким бы сильным это существо не было. Да, даже если оно - шинигамище.

Человек я неотъяпоненный, поэтому терминов не знаю. У кого есть такие замечания, способные расширить мой лексикон - будьте любезны, выскажите, я возблагодарю вас.
Впрочем, за любые другие замечания я возблагодарю также.)
И вообще - если прочитаете, отметьтесь, это было бы очень приятно)

АПД. наверное, здесь следует повесить что-то вроде credits, дескать, "не виноватая я". Что ж, в хронологическом порядке:
Своей музой назначаю Фью, которая своим фанфиком о патологической лейтенантской преданности (тм) вдохновила меня на сие. Черт его знает, как сработал механизм в подсознании, но где-то в момент Кировского тырения папки я открыла ворд и начала писать. Земной поклон.
Отдельная благодарность Теоре ака Йоруичи за то, что на протяжении всей этой писанины (где-то с часу ночи до половины пятого, нэ?) она была рядом (на расстоянии асечного окна) и была моей моральной поддержкой се это время. И огромное спасибо за, опять-таки, асечные отзывы. Земной поклон.
Пусть этот фанфик будет подарком для Веркошки, которой я обещала нарисовать ЙоруСой, но так и не закончила кривые наброски. Прости, Кошак, ну не шмогла. Земной поклон)
И - LGKit, пасибо огромное за отзыв - это просто земной поклон просто потому что =)
А также земной поклон всем, кто рисовал красивый арт по этому пейрингу и по этим персонажам вообще. До кучи.

Собсно, фанфик

Из всех тринадцати отрядов разве что в двух-трех могут похвастаться такой же железной дисциплиной, как во втором.
Во всем Сейретеи навряд ли найдется хоть одна женщина с такой стальной волей и крутым нравом, даже норовом – попробуй сказать хоть слово поперек. Это на Ямамото многие даже глаза поднять бояться, это от капитана шестого отряда веет арктическим холодом, это от хищной улыбки командира одиннадцатого бросает в дрожь – но один взгляд Сой Фон способен создать именно ощущение смерти, быстрой и неминуемой, как стрела. Как будто она испытывает острое, рассудочное, только наполовину субъективное желание убить тебя здесь и сейчас, не отчитываясь ни перед кем. Как будто ты – что-то лишнее, мешающее, ненужное и подлежащее уничтожению.
Капитан второго отряда установила по-настоящему спартанские порядки; капитан второго отряда раздражается холодно и презрительно; капитан второго отряда непохожа ни на женщину, ни на мужчину, зато очень напоминает иглу из духового ружья; капитан второго отряда, кажется, ненавидит весь мир… Хотя на самом деле на мир ей наплевать. Со страстью планетарного масштаба она ненавидит одну-единственную женщину, которая была для нее всем миром. Всего лишь.
Она ненавидит ее за многое. Порой – за то, что ее звание до сих пор кажется чужим: как будто по ошибке одеваешь обувь, уже обмятую по другой ноге, ноге владельца. Во всем Сейретеи словно не осталось знакомых привычных лиц и имен, все стало безликим, сухим, вытерлось добела за эти сто лет, а больше всего потускнел капитанский плащ и униформа, обнажающая плечи и спину. Ее собственные плечи и спину, а не плечи и спину той, которую она теперь ненавидит.
Порой – за то, что она все еще истязает себя тренировками, как раньше; она – мышца, она – сталь, она – игла, она – пружина, в ней ни горсточки лишнего веса, ни грамма подкожного жирка, свидетельствующего о лени или праздности. Она всякий раз выбивается из сил, оттачивая мастерство, но уже некому сказать: «Ну хватит уже, ты неплохо потрудилась – теперь отдохни». Йоруичи-сама баловала ее, как любимого ребенка, Йоруичи-сама повторяла ей эти слова каждый день, хотя знала, что это не остановит Сой Фон. Может быть, потому и говорила – зная, что для девушки с большими черными глазами, которые светятся преданностью и обожанием, это будет лучшей наградой. Может быть, Сой Фон тогда все делала ради таких ничего не значащих фраз и немного беспечной, но такой чарующей улыбки ее госпожи. Которую она теперь ненавидит.
Порой – за то, что по ночам несгибаемый капитан второго отряда просыпается в слезах, кусая губы и превратившись в маленькую «пчелку» с наивным блеском в глазах. Ее лицо растерянно, волосы взъерошены, а в груди бьется непривычно нежное, трепещущее сердечко; секунда, другая, - она сжимает кулаки и тихо, шипя и тяжело дыша, всхлипывает. Ей опять снилось это наивное, как детский смех, «Йоруичи-сама», и теплые руки, и эти удивительные глаза цвета меда, в которых вязнешь, как мушка в янтаре – солнечные, живые, насмешливые… И, перестав плакать, капитан второго отряда стискивает зубы и с яростью ударяет кулаком об пол, проклиная все на свете – и эту бесконечную луну, и это пустое одиночество, и бессмысленную мстительность, с которой она вгрызается в каждое воспоминание, – а больше всего проклиная ту, которую она теперь ненавидит.
Ненавидит всей душой, говорит она себе, и даже за большее, чем можно описать. Всем сердцем я ненавижу тебя, Йоруичи, - повторяет она, и ногти до крови вонзаются в ладони. За предательство и ложь, за кошачью блудливость, с которой ты сбежала, за твою неблагодарность, с которой ты предала забвению все, чем я жила с той первой секунды, как тебя увидела… За жестокое равнодушие к самому слову «обещание» - и кощунственное попрание обещания быть вместе. Всегда. Сой Фон больше не плачет, но даже не думает о том, чтобы заснуть; когда ты ненавидишь так сильно и сосредоточенно, так долго, что само твое существование превращается в одну сплошную ненависть, неосторожно взбудораженное воспоминание обеспечит тебе бессонницу. Ведь Сой Фон дала новое обещание – найти и уничтожить, победить и захватить Йоруичи; как наивные девушки нежного возраста мечтают о моменте, когда прекрасный принц придет просить руки и сердца, капитан второго отряда мечтает о том миге, когда Йоруичи окажется повержена – ее силами, только силами Сой Фон. Ведь это – единственное, что мешает ей насладиться новыми достижениями; ведь это – бельмо на глазу, едкая заноза, незаконченное дело, с которым надо разобраться… И это ни в коем случае не цель жизни, фыркает про себя капитан второго отряда. У ее жизни цели попросту нет.
Она как никто другой знает это ощущение пустоты. Она помнит все – как за секунду обострились все пять чувств, как она мчалась по темному коридору, какой скользкий и гладкий был пол, как гулко отдавались ее шаги, как шумно она дышала – не от бега, от волнения, - как резко раздвинула перед собой седзи… и вот она, пустота. Она оглохла и ослепла, словно упала на самое дно глубокого колодца – и где-то далеко слабым просветом виднелось пустое место, на котором раньше, небрежно и по-кошачьи лениво развалившись, сидела Йоруичи-сама.
«Лгунья».
Сой Фон никогда не спрашивает себя, почему этот момент никогда ей не снится; ей снятся только глаза, улыбка, голос, бесконечные тренировки – но никак не это опустевшее, сиротливое место, миг, полный ужаса и неверия. Она просто знает ответ: ей снится то, чего ей не хватает. За эту свою слабость она тоже ненавидит – и Йоруичи, и себя.
И кроме этой ненависти и состояния подвешенности, приглушенного ожидания и тупой злобы в жизни Сой Фон больше ничего нет.
Она не женщина, она не мужчина. Она – мышца, она – сталь, она – игла из духового ружья.
Она все, что угодно, только не преемница предыдущего капитана второго отряда – и не маленькая Пчелка, чьи глаза светятся обожанием. За сто лет система Сой Фон перестает давать сбои, и механизм ее существования становится отлаженным и точным.
И все вроде бы идет гладко, пока во время казни Кучики Рукии кто-то не сбивает ее с ног и не сносит прочь в клубах пыли. Она, как всегда, холодно злится, намереваясь быстро покончить с напавшим на нее – ведь это было так глупо и так нагло, что даже она растерялась. И только услышав голос – знакомый, теплый, игривый, - она поняла, что же происходит на самом деле.
И мир перевернулся.
Она отражала удар за ударом, она разила, она чувствовала самое настоящее упоение в схватке – раньше она никогда не дралась так. Каждое ее движение – четкое, острое, отточенное до последней секунды, - было посвящено сотне лет тренировок, искусанных губ, выплаканных слез. Ее ненависть достигла апогея, она видела свою заветную цель – расцветали кровавые метки на теле Йоруичи, и Сой Фон ухмылялась, думая, что смертоносные поцелуи ее меча идут этой мишени, как никому другому. Стальное тело капитана второго отряда пело, ее сердце работало в боевом ритме, забыв про девичий трепет; это было прекрасно, это было божественно, это было… идеально. Но что-то стопорилось, что-то было не так, как должно было быть – Йоруичи не проигрывала; она была по-прежнему столь же безупречна в своей кошачьей гибкости, ее стремительность по-прежнему была как будто врожденной особенностью, свойственной ей пожизненно… Каждый прыжок, каждый удар, каждый блок давался ей так же легко, как новый вдох-выдох; Богиня Поступи – словно сама собой разумеющаяся грация, сила и скорость. Нет, она не неуязвима, но не более того; с каждой новой атакой Сой Фон чувствовала, как рушатся ее ожидания: и намека на победу она не видела. Казалось, Йоруичи даже не напрягается, чтобы отражать ее удары, казалось, она именно позволяет ей успешно ранить ее… Эта отвратительная иллюзия бесила Сой Фон, но ярость перестала давать ей силы; когда она швыряла в лицо своей госпоже всю ту злобу, достигшую пика и ставшую нелепой ненависть, когда она кричала какие-то совершенно глупые слова, капитан второго отряда, эта стойкая женщина-оружие, напрочь потеряла контроль над собой. Это был самый идиотский, самый неуправляемый способ выговориться, но она даже не выбирала его – да и не из чего было; все, что наболело, переболело и отболело на сердце, все, что мучило ее эти растянувшиеся, как вязкая смола, годы, что заставляло ее сначала плакать, а потом кусать губы ночи напролет, что гнало ее вновь и вновь по затертому до дыр кругу каждого дня, каждого этапа в ее жизни за это время – все переработалось в простое, как камень, и банальное, как лунные ночи:
- Почему?!..
Йоруичи молча смотрела на нее – и Сой Фон, которая когда-то знала тысячу выражений лица госпожи, изучила, запомнила их все, теперь не могла сказать, что это значит. Она была слишком растеряна.
- Почему вы тогда не взяли меня с собой?..
Йоруичи бесстрастна. Она не усмехается, но в ее глазах не видно и сочувствия. Даже, возможно, не осталось и подозрения. Сой Фон смотрит на нее, она хочет сказать, что больше не может терпеть всей этой наигранной самоуверенности, что ее тошнит от собственной несгибаемой воли, что ей осточертела эта униформа, которая совсем не для нее, что ей надоело каждый день смотреть на всех презрительно и ненавидеть белый свет, что она теперь хочет только одного – чтобы госпожа положила голову ей на колени, совсем как тогда, и снова была рядом. Ей так много хочется рассказать, так много, слишком много, чтобы это можно было произнести за одну жизнь шинигами. И она только, с трудом шевеля губами, произносит заветное, как клятва вечной преданности:
- Йоруичи…-сама…
И, совершенно обессилев, падает на колени и в голос рыдает. Она проиграла; проиграла свое капитанское звание, мудреную униформу, все цветы, алеющие на теле Йоруичи, часы тренировок, безупречное мастерство, стальные нервы, стальную плоть, спартанскую дисциплину…
- Ты стала намного сильнее, чем во время нашей последней встречи, Сой Фон.
Голос предательски ровный – а Сой Фон плачет навзрыд, потому что в этих словах она слышит какое-то божественное великодушие, потому что Йоруичи по-прежнему совершенна не только в бою, но и после боя; потому что ее слепую и такую же стальную, как воля, гордость она уважает. Потому что она не склоняется и не жалеет; потому что в этом есть что-то жертвенное – лежать в ногах у Йоруичи после стольких лет и знать, что она в любой момент может убить тебя. Потому что Сой Фон не победила ее и не убила в себе Пчелку.
И в какой-то момент она, захлебываясь собственными слезами и пылью, на которой лежит, понимает, что Пчелка осталась бы жива даже тогда, когда Сой Фон победила бы Йоруичи; более того, преданная девочка никогда не простила бы стальному капитану второго отряда этой победы – она бы сгубила сама себя, убив свою богиню. Потому что это чувство вросло в нее, и из восхищения превратилось в преданность, преданность развилась в обожание, обожание отравилось болью, болью породила ненависть, ненависть стала одержимостью. Йоруичи всегда была в ней, а потому была совершенно непобедима; и не ей Сой Фон проиграла теперь, когда она плакала, не в силах даже поднять головы, а собственному фанатичному обожествлению госпожи. То, что воспитывали в клане Фон с детства, нельзя было преодолеть, какие бы извращенные и уродливые формы это поклонение ни принимало.
Она устала. Чудовищно устала. Теперь она поняла, насколько ее вымотало это одиночество, насколько она была неподготовлена и юна для того, чтобы стать самостоятельной и независимой от преданности и от идеалов, которым служила. Маленькая загнанная Пчелка.
***
Сой Фон опомнилась, увидев голубое небо. Она лежала на спине. Было тепло. И легко.
Кто-то ласково гладил ее по голове, попутно расправляя взлохмаченную жесткую челку и стирая пыль со лба; Сой Фон чувствовала, что пальцы были теплыми и мягкими, а прикосновения – удивительно нежными и даже какими-то заботливыми. Она пошевелила губами.
- Йоруичи-сама…
- Тише, тише.
Она хотела сказать, что это было неправильно. Она хотела извиниться, что так легко сдалась, что это было недостойно как для преданной Сой Фон, которая всегда боролась до последнего, чтобы стать сильнее во благо госпожи, так и для капитана одного из тринадцати отрядов. Она хотела сказать, что ей было стыдно за то, что теперь она млела от своего поражения. Она хотела сказать…
- Знаешь, твои волосы раньше были более гладкими. Может, ты снова отрастишь их? У тебя на голове просто мочалка, - насмешливо прозвучал бархатистый, как будто пряный голос.
- Йоруичи-сама, - прошептала Сой Фон, чувствуя, что на глаза снова наворачиваются слезы; прокляла себя и уже тверже, увереннее, вспоминая, кем она была еще вчера, добавила: - Это невозможно.
Йоруичи молча гладила ее по голове, на губах ее по-прежнему была улыбка.
- Нельзя вернуться… туда, - выдавила Сой Фон, изо всех сил стараясь говорить серьезно, спокойно, мудро. – Все изменилось, - повторила она, скорее уж для себя, чем для Йоруичи.
Она чувствовала, как шершавые, не по-женски мозолистые подушечки пальцев скользят по ее щеке, убирая непослушные пряди волос; отпустила метки Сузумебачи – все, до единой; приподнялась, села в пыли, заворожено глядя на чернеющую перед ней тень, и почувствовала легкое прикосновение между лопаток.
- Изменилось, - повторила Йоруичи, стирая пыль с ее спины. – На тебе отлично сидит эта униформа.
Сой Фон промолчала, чувствуя, что с каждым прикосновением рук госпожи возвращается в прошлое, снова становясь Пчелкой. Она закрыла глаза, ощущая невероятное умиротворение; вздрогнула лишь тогда, когда Йоруичи очень мягко, положив руку ей на плечо и наклонившись к самому уху, сказала:
- Эй, Сой Фон. Если мы будем и дальше кайфовать здесь, то пропустим все самое интересное, - в ее голосе вновь прозвучали привычные, чуть озорные кошачьи нотки. – Поверь мне, то, что происходит там, более чем увлекательно.
Она легонько, по-дружески похлопала по плечу – и это вызывало очередной приступ ностальгии, отчего Сой Фон чуть было не затрепетала, как сто лет назад… Но она только усмехнулась и выпрямила спину.
- Тогда нам некогда рассиживаться, - совершенно другим тоном сказала она. – Пойдем… Йоруичи. Я даже не буду бежать слишком быстро, чтобы ты смогла рассказать мне поподробнее, какого Меноса тебя сюда принесло, - насмешливо протянула Сой Фон, поднялась на ноги и взяла в руки Сузумебачи.
- О-о, - улыбка Йоруичи стала еще более многообещающей, - поверь мне, это тебе придется гоняться за мной, чтобы услышать это.
Сой Фон усмехнулась; сейчас и в самом деле было не самое подходящее время для сантиментов. Они, не сговариваясь, сорвались с места, и всю дорогу до места казни капитан второго отряда была прежней – серьезной, самоуверенной, жесткой; она неслась рядом с Йоруичи, не отставая ни на шаг и не упуская ни слова. Она сохраняла такое выражение лица, которое не имело никакого отношения ни к тому, что было до исчезновения госпожи из Сообщества Душ, ни к тому, что произошло между ними только что. Это могло показаться странным или нелепым; это могло показаться противоестественным; но всему была разумная причина.
«Ты стала сильнее… Сой Фон.»
Она следовала за своей госпожой – не на край света, но зато в куда менее безопасное место; в этот раз Йоруичи позвала ее, и Сой Фон согласилась. И, будучи по-прежнему преданной и верной телохранительницей, она была готова драться бок о бок с ней, чтобы защищать госпожу. До последнего.
- Я буду рядом, Йоруичи.
- Я знаю. Ты же обещала.