- А что тут стряслось? - спросил Хаул, вернувшись домой на третий день. - Как-то посветлело.
- Это Софи, - загробным голосом ответил Майкл.
- Как же я не догадался, - уронил Хаул и скрылся в ванной.
Взобравшись наконец на площадку, Софи обнаружила, что Хаул стоит в дверях собственной спальни. Он небрежно прислонился к косяку и уперся рукой в другой косяк, перекрыв Софи вход.
- Нет, у меня убирать не нужно,- сказал он мягче мягкого. - Люблю, когда грязно.
Приходил еще один разодетый и надушенный посланник с письмом и длиннющей речью, суть которой сводилась к тому, не сможет ли Хаул уделить толику драгоценного времени, вне всякого сомнения потребного на множество неотложных занятий, и направить свой мощный и гениальный ум на решение одной небольшой задачи, которая не дает покоя его королевскому величеству, - придумать, как бы половчее протащить армейский обоз по трясинам и бездорожью. Ответ чародея был необычайно вежлив и цветист. Хаул сказал: "Нет".
Майкл и Софи встревоженно склонились над его головой. Волосы до самых корней остались прежнего льняного цвета. Разве что появилась слабенькая, еле заметная рыжинка. Софи это понравилось. Такой цвет чуточку напоминал ей о том, какие волосы должны были быть у нее самой.
- По-моему, очень мило, - заметила она.
- Мило? - взвыл Хаул. - Ничего себе! Вы это специально сделали! Успокоиться не могли, пока и меня не допекли! Только поглядите! Они же рыжие! Мне придется прятаться, пока они не отрастут! - И он страстно воздел руки. - Отчаянье! - воззвал он. - Страданье! Ужас!
И еще немного цитатВнутри они увидели Хаула. Чародей по-прежнему сидел на табуретке, напустив на себя мину крайнего отчаяния. И он покрыл все кругом слоем густой зеленой слизи.
Марта и Летти тоже были мастерицы по части истерик. Она отлично навострилась с ними справляться. С другой стороны, отшлепать чародея за то, что он впал в истерику из-за цвета своей шевелюры, было бы чревато неприятностями.
И Хаул одарил Софи улыбкой, способной, по всей видимости, покорить сердце Болотной Ведьмы и, вероятно, Летти. Он выстрелил этой улыбкой вдоль вилки, поверх крема, прямо в глаза Софи, и у той голова пошла кругом.
- А, так вы волнуетесь за ту девушку, она ведь ваша внучатая племянница! - сообразил наконец Майкл. - Ну, ясно. Только я вас не пущу.
- Я пошла, - заявила Софи. - Всего хорошего.
Судя по всему, Хаул вернулся, пока Софи и Майкла дома не было. Он появился из ванной, когда Софи жарила на Кальцифере завтрак, и грациозно уселся в кресло, прихорашиваясь, сияя и благоухая жимолостью.
- Ах, милая Софи, - заговорил он. - Вся в трудах. Признайтесь, вы и вчера весь день работали, несмотря на все мои советы. Зачем же вы сделали загадочные картинки из моего лучшего костюма? Ничего-ничего, это я так, просто спрашиваю.
- Третьего дня вы извозили его в соплях, - напомнила Софи. - Вот я его и перешиваю.
- Я это и сам могу, - проворковал Хаул. - Вроде бы я даже вам показывал. Я даже могу сделать вам собственную пару семимильных сапог, если вы сообщите мне ваш размер. Что-нибудь практичное, из коричневой телячьей кожи. Просто поразительно. Бывают же люди - шагают на десять с половиной миль и приземляются точнехонько в коровью лепешку.
- Может, и в бычью, - буркнула Софи. - Осмелюсь предположить, что вы на них и болотную грязь нашли. В моем возрасте нужен моцион.
- Обижаете, Софи, - голос у Хаула был и вправду разобиженный. Софи подозрительно скосила глаза. В отсветах алого самоцвета, висящего у Хаула в ухе, его профиль был благороден и печален. - Пройдут годы, прежде чем я найду в себе силы оставить Летти, - заверил он.
- Дайте-ка я нажарю гренок с маслом, - сказала она.
- И это все, на что вы способны перед лицом трагедии? - поинтересовался Хаул. - Гренки!
- Мне плохо, - возвестил он. - Пойду лягу. Возможно, умру. - Он побрел к лестнице, жалостно ссутулившись. - Похороните меня рядом с миссис Пентстеммон, - прохрипел он и отправился в постель.
Спустя недолгое время сверху раздался слабый крик Хаула:
- Помогите! Кто-нибудь! Я умираю, всеми покинутый!
- Можно подумать, до него никто не простужался! Ну что, что стряслось? - спросила она, проковыляв в открытую дверь спальни Хаула по засаленному ковру.
- Умираю от скуки, - жалостно объявил Хаул. - А может, просто умираю.
Он распростерся на грязных серых подушках самого нищенского вида, укрывшись чем-то вроде лоскутного одеяла - только все лоскутки были одного пыльного цвета. В складках полога над кроватью сновали его обожаемые паучки.
Софи пощупала ему лоб.
- Ну да, жар у вас есть, - неохотно признала она.
- Я в беспамятстве, - сообщил Хаул. - Перед глазами у меня плавают пятна.
- Это пауки, - вздохнула Софи.
- Погодите, - окликнула его Софи. - Если вы все равно идете на похороны в обличье рыжего сеттера, зачем же было так трудиться и одеваться во все черное?
Хаул задрал подбородок и сразу стал ах как благороден с виду.
- Это дань уважения памяти миссис Пентстеммон, - отвечал он, отворяя дверь. - Она во всем любила последовательность.
Софи понимала, что Хаул и в раю будет ныть, если ему это пойдет.